— Многие дома разрушены землетрясением и наводнениями, тысячи горожан остались без крова или погибли. На западном берегу Ройны тоже много разрушений, также как и в Селорисе, Волон Терисе и на Апельсиновом берегу.
— Селорису вообще не повезло, — заметил грузный лысоватый Донифос, — Селору исчезла, также как Волейна. Вместо плодороднвх земель в речных долинах до самого Дотракийского моря простираются озера и болота, переполненные попеременно соленой и пресной водой. Хотя и Дотракийского моря тоже нет — вместо него лишь густые джунгли, населенные жестокими дикарями, которые по сравнению с которыми дотракийцы это Святое Воинство.
— Зато их много меньше чем дотракийцев, — усмехнулась Кинвара, — да и два притока — небольшая потеря, если мать-Ройна, по-прежнему питает своими водами Эссос.
— Это да, но и того, что есть достаточно, чтобы люди взволновались, — произнесла Портовая Вдова, бросив на Кинвару настороженный взгляд: слишком уж безмятежное выражение лица жрицы ее тревожило. Также как и хитрое выражение лица Донофоса — единственного из «старых» триархов, сохранившего должность и после Освобождения.
— Стены Черного Города устояли, — продолжала Вдова, — хотя они стоят и ближе к новым землям, выросшим на месте Старой Валирии. В народе говорят, что несправедливо, когда жилье бедняков лежит в руинах, а дома Господ стоят целенькие. И на этот раз уже не будет серебряной королевы, чтобы удержать их от поголовной резни.
— Говорить могут разные вещи, — натужно усмехнулся Донифос Пенимион, — иные говорят, что Волантис карают боги за отступничество от древних обычаев.
— Бог один, — произнесла Кинвара.
— И он, похоже, разгневался на наш город, — поддакнул триарх, — хотя и не столь сильно как на Юнкай или Миерин или Астапор. Эти города просто сгинули, а вот вместо них…
— Вместо них появились всего лишь иные города и иные народы, — безмятежно улыбнулась жрица, — все они обречены пасть перед Армией Света.
Несколько месяцев назад флот Волантиса, направившийся под стены Миэрина, вместе с кораблями работорговцев из Юнкая и Астапора, был сожжен пламенем драконов Дейнерис Таргариен. Власть Господ пала и юная королева с серебряными волосами, отправилась на запад, отвоевывать трон своего отца. Однако по пути ее армада из почти тысячи кораблей остановилась у стен Волантиса. Известие о поражении триархов и без того уже разлетелось по всему городу, будоража рабов, разогретых яростными проповедями слуг Владыки Света. Мятежи вспыхивали один за другим и за девять из десяти направляла старческая длань Вдовы Вогарро.
Появление трех драконов в небе над Волантисом окончательно свело с ума город, заполыхавший в неистовом пламени свободы и экстаза. Рабы разбивали кандалы, убивали господ, грабили их дома и лавки, разоряли дворцы и храмы. Солдаты триархов, дезертировали сотнями, наслышанные от страшной участи тех, кто посмел встать на пути Обещанной Принцессы, вступая в ряды ордена «Огненной Руки». Именно они, совместно с вступившими в город Безупречными, навели в городе порядок, остановив резню и покончив с грабежами и мародерством.
Всего пять дней провела Дейенерис Таргариен в городе, но и эти пять дней изменили историю Волантиса сильнее, чем когда-либо со времен Рока Валирии. Все рабы освобождались и уравнивались со свободными. Право выбора триархов получали все жители города, хотя богатые горожане, успевшие подстроиться под новые порядки, сумели употребить свои деньги и остатки былого влияния на то, чтобы попытаться сохранить власть. Они сплотились вокруг Донифоса Пенимиона, лидера «слонов», в свое время выступавшего против интервенции в Миерин. Так Донифос стал выразителем интересов старой верхушки города — но новыми триархами стали Портовая Вдова и жрица Кинвара. Однако Дейнерис вскоре отбыла на родину — и неустойчивый триумвират мигом стали разъедать интриги и противоречия, также как и весь город. Исчезновение немалой части известного мира и появление под боком никому не знакомых стран и народов лишь усугубили назревавший конфликт.
А тут еще и неведомый некому, смуглый народ, на границах Волантиса и еще более смуглые яростные дикари, в жестокости, превосходящие степных кочевников и морские разбойники, на островах рядом. Оправившись от первоначального потрясения пираты, успевшие столковаться с собратьями с островов Василиска, уже начали грабежи волантийских судов.
— Нам не стоило вмешиваться в дела чужаков, — говорил Донифос Пантеимон, — мы не знаем, кто они, не знаем, кто за ними стоит и на что они способны. Может после, когда мы узнаем их получше, тогда…
— Может вы и не знаете, господин Пантеимон, — мило улыбнулась Кинвара, — но Владыка Света ведает все. Он уже рассказал мне о том народе — гордом и хищном, но ослабленном долгой междоусобной грызней. И сам Владыка указывает нам путь — привести этот народ к свету, как и все прочие, погрязшие во Тьме, поклоняющиеся множеству ложных богов и злобных демонов!
Кинвара говорила с все большим воодушевлением: полная грудь вздымалась, глаза блестели яростным светом фанатика. Остальные триархи смотрели на нее, с опаской и недоумением, словно вдруг обнаружив рядом опасного зверя.
— Даже в Волантисе не все поклоняются вашему Богу, — осторожно заметила Вдова, — я уважаю ваших жрецов, но…
— Уступки идолопоклонникам, на которые я вынуждена была пойти больше ничего не значат, — рассмеялась Кинвара, — настала иное время, время огня и крови. Драконы Дейнерис Таргариен были первыми предвестниками его торжества, но ныне появились и иные знаки, от которых магия слуг Владыки становится сильнее день ото дня. Ибо Р"Глор послал в мир свое Огненное Сердце, дабы повергнуть Тьму и установить царство Вечного Света. Оно уже здесь, вместе с вами — оглянитесь и увидите его.
Она выпрямилась, величественным жестом простирая руку и оба триарха, невольно обернулись, чтобы взглянуть на Вечное Пламя. Оно стало в два раза выше, чем обычно, а исходящий от него жар опалял даже сидевших в десяти футах от него триарха Пантеимона и Вдову Вогарро. И в этом пламени, пульсируя и переливаясь алым цветом мерцало видение огромного красного камня, и впрямь походящего на бьющееся сердце, сотканное из живого огня.
— Очисти своим пламенем колеблющихся о владыка Света, — выкрикнула жрица, — ибо ночь темна и полна ужасов!