Остаток дня прошёл в полном взаимном игнорировании. Рене старательно не замечала доктора Ланга, ну а доктор Ланг… не замечал вообще никого. Его мучила настолько жесточайшая головная боль, что к шести часам вечера пришлось спрятаться от неё в раздевалке. Здесь было темно и совершенно безлюдно. Только ярко-оранжевые лучи закатного солнца проникали через слегка приоткрытую дверь. Но Рене не беспокоило отсутствие света. На самом деле, она могла даже ослепнуть, руки всё равно продолжили бы свои аккуратные и точные движения. Они будто обладали собственным разумом, с привычной сноровкой и точностью повторяя заученный раз и навсегда порядок. Перехлёст, фиксация, положение супинации… Твёрдая шовная нить ловко мелькала меж пальцев. Поднырнуть, схватить, провернуть, избегая скользящей петли, снова перехватить и сделать новый виток. А потом всё по новой: перехлёст, фиксация…

Скрип двери вспорол сосредоточенную тишину, и Рене вздрогнула. Нить дёрнулась, соскользнула с указательного пальца, а изо рта вырвалось:

– Дьявол!

– Ты льстишь, но мне нравится, – раздался голос Роузи, а Рене заморгала. Она выходила из состояния концентрации, точно разбуженная посреди дня сипуха, и теперь щурилась на ярко освещённый солнцем проём. – Что ты делаешь?

– Вяжу узлы, – пожав плечами откликнулась Рене и потёрла предплечьем глаза.

Медсестра прошла в глубь комнаты, а затем щёлкнула выключателем. Видимо, интимный полумрак раздевалки не подходил для крутившихся в голове медсестры коварнейших планов. А в том, что иные там не водятся, Рене уже убедилась.«Поговори с ним!»Ну, она и поговорила. Тем временем привычно загудели лампы дневного света, а Роузи ахнула.

– Это что ещё за дерьмо? – удивлённо проговорила она, и пришлось повернуть голову, чтобы понять, о чём была речь. Ах… Ну да.

– Шкафчики, – лаконично отозвалась Рене, а затем вернулась к своему занятию. Итак, перехлёст…

– Уж про это я как-нибудь догадалась сама, – едко откликнулась Роузи, но в её голосе всё равно проскользнули ошарашенные нотки. – Откуда здесь пещерная живопись?!

Она подошла поближе, поскребла ногтем одну из надписей, а потом обернулась и внимательно посмотрела на демонстративно сосредоточившуюся на своем занятии Рене. Вопросов, чей именно это шкафчик не возникло. Как-то замысловато прищёлкнув языком, Роузи внимательно оглядела царивший на скамье перед Рене хаос и осторожно взяла одно из увядших соцветий. Его лепестки сначала неаккуратно порвали, а потом скрупулёзно зашили, превратив в аккуратный лоскут… чего-то. Повертев в руках шедевр кройки и шитья, Морен машинально поправила очки и положила цветок на место.

– Что это?

– Гибискус, – ровно откликнулась Рене. – Нашла его в холле. Какой-то ребёнок оборвал лепестки, а я решила, что это отличная возможность потренироваться. Никогда не шила ничего подобного, но по ощущениям похоже на сосуды. Неплохая практика.

В ответ раздалась многозначительная тишина. Роузи молчала так долго, что Рене невольно прервалась и отложила зажатый между коленями тренажер.

– Слушай, не считай меня сумасшедшей, просто мне нужно как-то тренироваться. А раз доктор Ланг напрочь отказывается пускать меня в операционную, то приходится искать другие способы.

Морен перевела многозначительный взгляд на шкафчик, а потом дунула на цветы. Те покачнулись, но уже начинавшие вянуть бутоны прилипли к скамейке.

– Как я понимаю, разговор не задался.

– Мне недвусмысленно указали на моё место и потребовали больше «не докучать с невыполнимыми просьбами».

– А у вас здесь весело, я смотрю, – процедила Роузи. – Просто целое варьете из клоунов и шутников. Одни пишут душещипательные послания, другой целенаправленно издевается, а ты сидишь и шьёшь цветочки, точно бедная сиротка.

– Я не бедная сиротка!

– Да ну? – медсестра повернулась и ткнула указательным пальцем в исписанную дверцу шкафчика. Аккурат в мольбу поскорее сдохнуть. – Ты ведь знаешь, кто это сделал. Подозреваешь, но не пойдёшь ни к доктору Энгтан, ни к Лангу. А почему?