– Если полагаешь, будто я стану с тобой работать и дальше, то ошибаешься. – выплюнула Рене и попробовала вырваться, однако Дюссо держал крепко. Чёрт! – Думаешь, я не знаю, кто его подставил? Кто годами выписывал лекарства, кто намеренно подсадил на них, а потом подделал экспертизу? Кто, в конце концов, мелочно украл статью и попытался скомпрометировать передо мной Тони? Ты жалкое пародийное ничтожество, которое изо всех сил старается быть похожим на свой идеал и не может. Решил, что если опустишь задницу в кресло, то немедленно получишь тот же талант и успех? Ты придурок, если не понимаешь, чем платит за это Тони.
– Какая трогательная забота. Не волнуйся, я найду, что обменять на свою цель. Например, тебя.
– Господи, неужели ты действительно думаешь, будто я стану почтительно подавать скальпель или благоговейно дуть на коагулятор? Считаешь меня идиоткой?
– О нет, – выдохнул Дюссо. – Маленькой влюбленной дурочкой – да. Но не идиоткой. Ланга никогда не интересовали глупые женщины, а ты произвела на него впечатление. Ещё летом. Но, вот беда! Похоже, его больше не будет рядом.
Дюссо театрально выпучил тёмные глаза, но что-то в словах ублюдка заставило Рене насторожиться. Она нахмурилась, однако в этот момент он вдруг разжал хватку, а потом грубо смёл со стола вещи. Бумаги и документы, ручки, личные мелочи, даже какие-то обёртки – всё полетело с грохотом и шелестом на пол. Словно Дюссо хотел стереть саму память о владельце этого кабинета, убить остатки чужого присутствия. И Рене не знала, что в ней вдруг отозвалось такой болью. Быть может, знакомый мятый стаканчик для карандашей или же чёрный, как ночь за окном, стетоскоп… Возможно, дело было в усталости, безысходности и каком-то отчаянии. Однако Рене рванула вперёд с таким бешенством, которое помнила у себя лишь один раз. Тот самый, когда в руках оказался нож.
Перед глазами стояла абсолютная темнота. Рене не видела и не понимала, что делает, но пальцы сами нащупали на полу канцелярское лезвие. Она лишь почувствовала под ладонью влажную кожу, куда со всей силы впилась ногтями, и поудобнее перехватила хлипкую пластиковую рукоять. С треском выдвинулся механизм, а затем тело вдруг грубо швырнуло в сторону. Но Рене не отпустила. Наоборот, она проскребла ногтями по чужой твёрдой руке, наверняка разодрав ту до мяса, а потом вцепилась ещё сильнее. Дюссо взвыл и дёрнулся, отчего их обоих по инерции поволокло в сторону. Раздался грохот, в бок больно врезалась дверца открытого шкафа, и музыка стихла. Рене не заметила. Весь её мир сосредоточился на безобидном канцелярском ноже, который она сжимала в потной ладони. И когда над ухом раздалось чужое шипение, рука сама потянулась к маячившей перед глазами шее с набухшими венами. Но тут Дюссо всё же сумел оттолкнуть Рене чуть в сторону, в живот упёрся твердый край, а в следующий миг голова больно врезалась в стол. Снова. В мозгу вспыхнули искры, пока кто-то колотил руку об острый угол, и как только пальцы разжались, кисти немедленно оказались скручены за спиной. Нож с тихим звоном упал на заваленный мусором пол.
– Ух ты, – пробормотал запыхавшийся Дюссо. – Вот это прыть. Если трахаешься ты так же бешено, как и дерёшься, то я понимаю Ланга. Ради чего он обменял снулую рыбу Клэр на тебя. А с виду не скажешь. Вроде бы ангелочек, а на самом деле редкая блядь.
– Пошёл вон!
Рене зарычала, но тут же задергалась в панике, ощутив, как сверху всем своим весом на неё лёг Дюссо. Его ладонь огладила сжавшиеся от прикосновения бёдра, попробовала было раздвинуть, но потом со звонким шлепком неожиданно приземлилась на правую ягодицу. В следующий момент взвывшая от страха Рене почувствовала, как он грубо провёл по скрытой за тканью штанов напряжённой промежности. Она попробовала заорать, забилась всем телом, но рот тут же зажали. Послышалось хмыканье, и затем её больно ткнули лицом в твёрдый стол.
– Надо же, какая недотрога. Что, не часто вы здесь так развлекаетесь? – хохотнул Дюссо. – Какое неправильное упущение. Помнится, раньше Энтони не брезговал всякими играми…
Какими такими играми раньше не брезговал Ланг, она уже не услышала. В ушах громыхнуло, словно рядом взорвался снаряд, а потом Рене почувствовала, как стало легче дышать. Что-то сдернуло с неё тушу Дюссо, а потом раздалась очередь из ударов. Ещё один и ещё, затем стон… От этих звуков голова едва не раскололась на части. Рене тяжело опёрлась на дрожавшие руки и попыталась перевернуться, однако стоило хоть немного выпрямиться, как взгляд упёрся в валявшийся на полу нож. Перед глазами снова рухнула чёрно-красная круговерть боли, отчего Рене пошатнулась. Сердце билось точно безумное, кожу покрыл липкий пот, а зубы стучали так сильно, что пару раз прикусили безвольный язык. Ей надо было немедленно проморгаться, но от попыток зажмуриться стало только больнее. Глаза свело, будто они готовились лопнуть, и Рене схватилась за голову. Ну же! Всего лишь чуть-чуть постараться… Наклониться и наконец-то увидеть. Но доносившийся шум и собственный страх никак не давали понять – ударила или нет? Господи! Была кровь на долбаном лезвии или нет?! Ей нужно знать! Прямо сейчас!
Рене всхлипнула и попыталась встать на колени, чтобы сквозь стекавший вместо реальности сюр нащупать нож. Но тут ноги вдруг подкосились, а череп в очередной раз раскололо по линии горячего шрама. От падения её удержало дурацкое кресло. Оно валялось перевёрнутым на полу и дерзко торчало в воздух колёсиками. За одно из них и ухватилась шатавшаяся Рене. В разваливающуюся на части голову ворвались голоса.
– Ты же не хочешь снова сесть. Да, Ланг? Раз сумел каким-то чудом выбраться, – послышался сиплый шёпот. А Рене удивлённо выдохнула. Энтони? Но… как? Мысли в больной голове путались, однако муть перед глазами стала светлеть. Видимо, от шока. Тем временем раздался глухой удар, длинный выдох и шорох одежды.
– Что ты ей сделал?
Видимо, Энтони повторил свой вопрос, потому что сипы стали сильнее. Рене отчаянно заморгала и наконец-то смогла разглядеть заваленный мусором пол, оборванные оконные жалюзи и Энтони. Он стоял к ней спиной в той же одежде, что была на нём в вечер аварии. В вытянутой руке Ланг держал шею Дюссо и побелевшими пальцами, кажется, готов был переломить ту пополам. И тогда Рене заставила шевелиться свой непослушный язык.
– Всё в п’рядке, – торопливо, хоть и слегка невнятно пробормотала она. Однако Энтони не разобрал или же не услышал, потому что ещё раз приложил Дюссо головой о стену.
– Я задал вопрос. И хочу услышать ответ из твоего поганого рта. Ты что-то сделал. И я хочу знать что!
– Ничего… Ничего я не делал твоей