Книги
Хтонь в пальто
– Ты боишься. Знаю, меня нельзя не бояться; если б ты не только боялась, но и говорила!.. – Он массирует виски. – Давай расставим все точки над «и», «ё» и прочими буквами алфавита. Я никого не сожрал в прямом смысле – это раз. Два – я не жру без согласия. Три – мы поговорим, и я больше никогда не появлюсь в твоем кафе, если ты не пожелаешь иначе.
Если никого не жрал, то почему тогда сказал, что жрал? Или это была метафора?
Без согласия не жрет, посмотрите, какой благородный! Да кто вообще захочет, чтобы его сожрали?
А вот если не появится в кофейне, будет просто отлично: пускай приходит одна Лия, она не такая страшная. Но для этого надо с ним поговорить, да?
Лена хлопает глазами, не зная, с чего начать: с вопроса о потенциале, о жизни хтоней или…
Вик ухмыляется:
– Рассказывай, сколько лет видишь нас, чудовищ под масками людей. – И касается плеча: мол, пойдем дальше, хватит стоять посреди улицы.
Лена послушно идет. И – куда деваться! – рассказывает.
Чудовищ Лена видела с детства. То продавщица в магазине подмигнет желтым глазом, то уличный музыкант лисьим хвостом покачает, а то и вместо девочки из соседнего подъезда вдруг почудится волчонок с тремя головами.
Родители списывали на богатую фантазию: в этом возрасте всем детям хочется сказки. Спасибо, что, когда Лена подросла, но продолжала стоять на своем, не потащили к психиатру. А она вскоре научилась молчать и притворяться нормальной.
Это было несложно: в конце концов, чудовища не лезли, не подговаривали спрыгнуть с крыши или кого-нибудь убить. Просто жили рядом под масками людей, иногда улыбались и подмигивали, будто чувствуя, что Лена их видит.
– Я думала, мне кажется: ну, знаешь, глюки от недосыпа, все такое. Или вовсе приснилось, а я почему-то считаю это реальностью.
– Думала? – прищуривается Вик, ловко обходя зазевавшегося прохожего. – Или заставляла себя думать?
– Ну… – Лена отводит глаза. – Да, заставляла. Потому что это неправильно. Люди не бывают чудовищами, а другие не видят чудовищ вместо людей.
Вик смеется так громко, что прохожие оборачиваются даже на той стороне улицы.
– Не бывают? Хочешь сказать, ты, пока за кассой дрожала, не видела вместо меня шестилапое чудище с головой шакала? Причудилось, приснилось?
«Вот и что он начинает?» – Лена передергивает плечами. Видела, конечно; и при всем желании не может списать на сон – как и Лию с ее узкой волчьей мордой и двумя рядами зубов. Но если признать без «наверное» и «возможно», что чудовища существуют, не повернется ли мир своей ужасающей стороной?
Легко верить в безобидные надписи на асфальте и объяснять везение хорошим отношением города – будто играешь в детскую игру, где от всего страшного можно спрятаться «в домике». Но когда игра перестанет быть игрой, куда бежать от жутких теней в переулках, от невидимых взглядов, до самого мяса царапающих спину, или от тех, кто жрет людей, как Вик?
Если маленькая девочка начнет играть по-взрослому, то и требовать с нее будут как со взрослой, и правила поменяются далеко не в ее пользу. Так не лучше ли повторять: «Мне показалось, чудовищ не бывает» – и заставлять себя всем сердцем в это верить?
– Тебе и хочется и колется, – нарушает молчание Вик, и Лена, вынырнув из мыслей, оглядывается: соседняя станция метро давно осталась позади, уже вот-вот до следующей дойдут.