Гена сделал ложный выпад своим клинком. Но вместо Акимушкина дернулся Саня, хотя и находился на безопасном расстоянии.
— Итак, вечер безнадежно испорчен, — прокомментировал происходящее мужик в черном пальто. Вытер губы салфеткой и, кинув её в пластмассовую урну, тоже встал из-за стола.
— Стой, где стоишь, — посоветовал Гена.
— Гена, не дури, — сказала хозяйка.
— Это еще не дурость. Главная дурость только начинается, — грозно пообещал Гена. И оказался в некотором роде прав, потому что в следующее мгновение мужик в черном пальто обрушил на его голову стул. Сидение из кожзаменителя полетело в одну сторону, а стальные ножки — в другую. Гена, схватившись за голову, упал на колени, а затем, добрав кулаком по темени, повалился лицом вниз.
— Вот, хозяюшка, намусорили мы тут. И стул я сломал, — мужик в черном пальто обмотал шарф вокруг шеи и напялил на голову мохнатую шапку. — А всё одно, жаль, что не пришлось договорить.
— Ах, да Бог с ним со стулом, — грустно ответила хозяйка заведения, окончательно пряча сотовый в карман передника. — Только вам теперь лучше уйти и потом уж не появляться. Эти ребята сюда часто заходят.
— Вы мне телефончик свой дайте. А я вам позвоню. Ну, и что-нибудь придумаем.
Хозяйка, с сомнением на лице, достала из кармашка блокнотик и, вырвав из него страничку, быстро написала телефонный номер.
— Вы нас простите, пожалуйста, — развел руками Саня, считавший, что ни при каких обстоятельствах не следует терять хороших манер. Однако хозяйка его джентльменское поведение не оценила. — Да вам-то не за что извиняться, молодой человек. Ничего такого страшного вы не совершили. Это все дружок ваш, да вот этот товарищ. Ну, их-то я извиняю.
— Спасибо, — густо покраснев, пролепетал Саня, взял Веру под руку и, подталкиваемый Митькой, направился к выходу. Мужик в черном пальто, хмыкнув в очередной раз, последовал за ними.
Галантно отворив перед своей дамой густо запорошенную снегом стеклянную дверь, Саня увидел, что там уже ждут. Вылизанный вьюгой пятачок асфальта у крыльца заведения был заполнен народом, человек восемь-девять, не меньше. И раньше, чем удалось осознать зловещее значение этого сборища, кто-то неразличимый в толпе размахнулся, и сильный удар по челюсти отбросил Саню обратно в кафе, под ноги Митьке и его спутнице. Митька машинально перешагнул через тело товарища, и в следующий миг удары посыпались уже на него. А он даже защититься как следует не мог. Даша на этот раз сплоховала и повиснув на его руке только мешала. С трудом удерживаясь на ногах, Акимушкин пятился в глубь заведения, отмахиваясь свободной рукой от напиравшей с победными криками местной молодежи.
Но тут таинственный мужик в черном пальто, отодвинув изнемогавшего в неравной борьбе Митьку, снова энергично вмешался в ход событий. После каждого взмаха костистого кулака в узком коридоре становилось на одного человека просторней, и через минуту он совершенно опустел, если не считать сидящего под стенкой полузатоптанного Саню. Победные крики сменились жалобными стонами и ропотом бессильных угроз, а на пятачке перед дверью кафе образовалась груда поверженных тел, над которыми в тягостном недоумении застыли уцелевшие соратники.
Воспользовавшись этим, мужик в черном пальто захлопнул дверь, задвинул засов, и очевидно для психологического давления, перевернул висящую на двери табличку, которая, таким образом, теперь гласила, что заведение закрыто.
Однако победа имела горьковатый привкус, так как было понятно, что через какое-то время вся эта публика опомнится, и штурм повторится. Выдержать его наличными силами было проблематично, тем более, что у тротуара остановились две потрепанные иномарки, из которых, размахивая бейсбольными битами, полезли решительно настроенные юноши, на ходу выслушивая показания потерпевших и бросая свирепые взгляды в сторону предполагаемого противника. Складывалось впечатление, что шустрый козлёнок поднял на ноги весь околоток.
Милицию надо бы вызывать, — сказал Митька. — Жаль, что у меня мобильника нет.
— А я мобильник дома оставил, — похлопав себя по карманам, сказал мужик в черном пальто.
— И я, — сказал Саня.
— У моего батарейки сели, — сказала Даша.
— А на моём деньги кончились, — сказала Вера.