Глава шестая

Сказать, что Саня Тимофеев и Дмитрий Акимушкин дружили со школьной скамьи, значило бы сказать неправду. Нет, особой дружбы между ними никогда не наблюдалось, обычные приятельские отношения, подразумевающие безболезненное расставание и забвение на долгие годы.

Сразу после школы Саня поступил в университет и уже перешел на третий курс, когда Акимушкин, который никуда поступать даже и не пытался, считая это напрасной тратой сил и здоровья, вернулся из армии.

Надо признаться, что Саша не узнал в коротко стриженом детине одноклассника. Митька сам окликнул его.

— Ну, ты здоров стал, — сказал Саня после первых приветствий.

— Станешь тут, — неопределенно ответил Митька. В отличии от большинства недавних дембелей, от разговоров о своей службе он уклонялся, всякий раз переводя беседу на школьные воспоминания.

У Сани, для которого школьные годы были отодвинуты на задворки памяти впечатлениями студенческой жизни, было такое чувство, что так сильно изменившийся внешне, Акимушкин словно законсервировал в себе то состояние души, с которым он уходил в армию. Впрочем, разговор был не лишен приятности, и было решено продолжить его где-нибудь под крышей, с учетом того, что начиналась метель, и стоять посредине темной, пустой улицы, заметаемой колючим снегом, становилось неуютно, а расставаться вроде как еще не хотелось.

Так получилось, что дорожки Сани и Митьки, живших в центре города, в двух шагах друг от друга, пересеклись в этом окраинном, малознакомом районе, в котором каждый из них бывал, хорошо, если раз в пять лет. Поэтому долго думать не пришлось и, увидев светящуюся неоном вывеску кафе * У Витрувия*, не сговариваясь, направились туда. Возле стеклянных дверей заведения, зябко ежась в худых кожаных курточках под порывами ледяного ветра, наскоро перекуривали две девицы, молодость и миловидность которых бросалась в глаза, даже не смотря на скудное освещение и грим, нанесенный на их лица беспощадной рукой.

— Привет, девчонки, — доброжелательно сказал Саня, берясь за ручку двери.

Девы, словно только и ждали доброго слова, разом прыснули, и одна из них произнесла жеманно.

— Привет, мальчонки.

— Кто такой Витрувий? — располагаясь за низким столиком, втиснутым между окном и стойкой, поинтересовался Митька.

— Витрувий — древнеримский архитектор, — пояснил Саня, хотя, вообще-то, латинские имена, все эти Семпронии, Фульвии и прочие, по слабому знанию предмета не задерживались в его памяти.

Места у Витрувия хватало только на два столика, да у стойки стояло несколько высоких трехногих табуреток, на случай наплыва клиентов. Но, клиент пока что был только один. Крупный мужик в черном, заляпанном грязью по низу, пальто с поднятым воротником, мешковато сидел за соседним столиком, едва не касаясь коленями Митькиного стула.

— Столик занят. Девочки на минуту отошли, — предупредила хозяйка заведения, знойная красавица, чьё присутствие за стойкой создавало в скромной забегаловке романтическую и слегка порочную атмосферу, скорее уместную в какой-нибудь средиземноморской таверне.

Действительно, на столике стояли две чашечки с недопитым кофе и надгрызенный коржик, принадлежавшие, надо полагать, курящим на крыльце девицам.

— Ясно, — сказал Митька. — Ну, с девочками мы попробуем договориться.