Из 2512-го кабинета его направили выше, в 2983-й кабинет.

Он поднялся на предпоследний этаж. Отыскав нужный номер, решительно вошел. Кипя негодованием, безмолвно миновал секретаршу, удивленно вопросившую о чем-то его крепкую спину, и ворвался в кабинет.

— Что такое? — ледяным тоном молвил упитанный чиновник с губастым брезгливым ртом. Сказал так, будто он был высшим существом, полубогом, а пилот — низшим, никчемным слизняком. — За дверью есть секретарша… Слышь, ты! Выйди и обратись к ней. Понял?

— Не понял, — ласково сообщил пилот. — Тупой я. Дебил. Ты-то понял?

У чиновника зашевелились брови под узким лбом, как будто он не знал — то ли задрать их удивленно, то ли насупить гневно.

— Если я буду всяких… принимать сразу, то не представляю, куда мир покатится.

— А вот мы сейчас это и проверим, — ласковым тоном нахамил Граков.

— Раз в полгода есть приемный день. Тогда и поговорим.

— Нет, поговорим сейчас.

Заметив, что посетитель не двигается с места, чинуша скорчил зверскую гримасу и приказал:

— Пошел вон, ты…

В поведении чиновника было столько высокомерия, желания унизить, раздавить хотя бы словами, что Граков, человек порывистый, не выдержал.

— Выйти? — рявкнул он. — Ни за что! — И показал чиновнику фигу.

У того отвисла челюсть и выкатились глаза. Должно быть, и на Шарре в этой фигуре из трех пальцев подразумевалось нечто весьма непристойное.

Еще в лифте, даже не предполагая, что сорвется, Граков решил действовать с предельной активностью. Как на планете повышенной опасности.

По его мнению, здесь непременно требовались неожиданность и напористость — вплоть до наглости и хамства. Надо было шокировать чиновников непривычным для них поведением — пусть грубым или нелепым. Отвечать их же оружием, ударом на удар. У разомлевшего от чванства и безнаказанности врага должен случиться шок. Тут-то его и надо будет добить. Очень уж хотелось Гракову запустить увесистый булыжник в это застоявшееся, зловонное болото. И теперь, видя обалдевшую физиономию в кресле перед ним, пилот понял, что исполнил свое желание — булыжник плюхнулся-таки в трясину.

Фига превратилась в кулак, а кулак грохнул по столу чиновника — аж все ручки и бумаги подпрыгнули. Чиновник открыл рот, побледнел и откатился в кресле назад — подальше от стола и кулака.

— Я сейчас охра…

— А пока она придет, мы будем тут наедине, сладкий мой, — напомнил пилот елейным голосом. — И ох, что может случиться.

— А что…