Раздалось шуршание. Не выдержав, Таша прищурилась, пытаясь разглядеть, что происходит, но неожиданно на глаза легла ладонь.

— Закрой, — короткое, похожее на приказ.

Любопытство, смешанное с желанием и легкой опаской = бешеный коктейль. Что он придумал? Что происходит?!

Глаз коснулась ткань. Плотная, но мягкая. Настолько приятная, что одно её прикосновение вызвало новую вспышку томления. Неужели она настолько распущена?

— Эйд… — это её голос? Охрипший, звеняще-глубокий, обещающий соблазн?

Ладонь мужа накрыла вторую грудь, вышибая все глупые мысли. Таша потянулась вперед, но чужая рука перехватила запястья, осторожно заводя их наверх. Снова шорох. Она не может пошевелить руками, чувствуя, как их обхватывает что-то прохладное и гибкое. Чувство беспомощности сменяется вспышкой желания, когда она ощущает чужие пальцы на бедрах. Ноги осторожно разводят в стороны. Открытость. Такая, что вышибает дух и сводит с ума. Она задыхается от нахлынувших ощущений.

— Такая открытая для меня. У вас, наверное, до сих пор любовью в пяти одежках занимаются, — необидный неожиданно теплый смешок.

— Чем… чем ты?.. — она не договаривает, заливаясь краской, кажется, с ног до головы.

— Связал? — любезно подсказывает Эйд. — ледяные лианы. На редкость ловкое растение…

Он не так спокоен, как хочет казаться. Дыхание мага прерывается. Таша всей кожей теперь чувствует его взгляд — жадный, жаждущий. И вместо страха приходит желание. Чтобы он смотрел так всегда. Чтобы любил её. Чтобы их дыхания сплетались в одно, как и души. Чтобы снежная сказка длилась и длилась.

Усталость как рукой сняло!

Рукой, ох…

— Не шевелись, — снова почти приказ.

Нежный шелк лент щекочет кожу, заставляя ерзать. Внизу живота скапливается напряжение, вырывая новый всхлип. Она не видит — но чувствует как чужие пальцы ловко освобождают грудь, как ласкают её, заставляя метаться. Какое там «не двигайся»!

Пальцы скользят между ног, раздается довольный хмык.

Ласки. Откровенные на пределе. Напористые, словно вьюга. Заставляющие снова и снова кричать, больше не сдерживаясь. Когда ты сливаешься воедино до конца, когда раскрываешь сердце, впуская туда родную душу. Когда доверяешься безраздельно и абсолютно.

Когда дыхание растворяется в снежной дымке, когда мир взрывается вспышка наслаждения, а сердце замирает неведомого раньше чувства. Когда точно осознаешь, что влюбиться и полюбить — это разные вещи. Когда готов баюкать родную снежную душу на волнах счастья.

Она приходит в себя не сразу — всё тело ватное, а голова звонко-пустая, но это приятно. Как будто ещё миг — и взлетишь.

Ленты исчезли. Она лежала на груди Эйда, а муж перебирал её волосы, изредка целуя в висок.

— Это всегда так… прекрасно? — спросила тихо, мечтая, чтобы момент никогда не кончался.