Это была змеиная минута — минута смерти — маленькая очаровательная зверушка, вся оцепенелая и похожая на вопросительный знак, только что тихо бодрствовавшая, в тепле моей шеи.
Я сломал ротанговую талию, эффективно использовавшуюся этой женщиной, которая, несомненно, была самой любимой. Она у лежала у ножек раскладушки, сломанная пополам, словно бедный труп и ослабевшая змея…
Ну, так что насчёт вишни? Леминак, чего же вы ждёте?
— Не люблю я истории про негров, — сказал Трамье.
— Это слабая экзотика, — вынес приговор Леминак.
Они с некоторым беспокойством посмотрели на Ван ден Брукса, лицо которого покрывала дьявольская борода, и который набивал свою вечную трубку невинным и добросовестным большим пальцем.
Глава XII. История кошки-девятихвостки
Именно тогда, когда мы были заняты тем, что решали вопрос валентинок по обычаю нашего края, накануне дня Святого Валентина, и болтали о женском кокетстве, налетел яростный шторм; из этого мы сделали вывод, что лучше не говорить плохого о женщинах в открытом море.
Этим утром Ван ден Брукс окинул корабль взглядом хозяина. Палуба, по которой негры прошлись шваброй, сверкала на солнце. Медные поручни были ослепительны. «Баклан» скользил по воде в отличном темпе и оставлял свой пенный след на зыби Тихого океана, словно огненная птица. Голландца сопровождал Одноглазый Галифакс, чей шрам был белее обыкновенного. Лицо моряка не было склонно менять оттенок и сохраняло коричнево-охровый цвет, которым его покрыло солнце и брызги всех океанов. Но его большая рана на лбу, над правым виском возле переносицы, становилась бледнее в часы сильных эмоций. Ван ден Брукс громко заговорил:
— Слушайте, капитан, если такое ещё раз повторится, вы покинете борт.
— Плуты украли ключ от шкафа, в котором шеф-повар хранит ром. Вот и всё. У Лопеса подбит глаз, у Томми Хогсхеда течёт кровь из носа. Не за что высечь и кошку.
— Есть за что высечь негра. Сам по себе случай пустяковый. Но я боюсь, нет ли тут чего глубже, откройте глаз, Галифакс.
— Я заковал провинившихся в железные цепи, месье; они будут лишены жалованья на два дня. Что ещё от меня требуется?
— Держать руку строго, чтобы порядок царил на «Баклане»… Боюсь, вы забыли, что подчиняетесь, Галифакс. Вы не действуете должным образом.
— Вы в первый раз делаете мне подобное замечание, месье, — прорычал моряк.
— Я уверен, что это будет и последний раз, Галифакс. Вы соберёте весь экипаж в десять часов на палубе в круг, с виновными в центре. Ступайте, капитан.
— Хорошо, месье.
И Одноглазый Галифакс удалился, катясь на своих дугообразных ногах.
В течение часа Леминак, в безупречной «белизне», бродил по коридору между каютами. Слова Трамье преследовали его всю ночь, и Мария Васильевна Ерикова стала ещё более очаровательной в его глазах, когда он прибавил к её собственным прелестям эту пышную судьбу: земля Кавказа и Сибири, плантация и т. д. Где, чёрт возьми, Трамье почерпнул эти сведения?
«Эти врачи знают всё, — подумал он. — У женщин нет от них секрета.»