— Да не, нормально, — сказал Акимыч, успокаивающе похлопывая меня по руке. — Ты же не думал, что эта веревка нас весь полет будет держать, таких длинных и не бывает, наверное. Вывели нас в какой-то воздушный коридор, поток, как это там называется, а дальше сами летим. Ты лучше, как все прочие, на дно корзины сядь, меньше зеленеть будешь. Я, понимаешь, тоже к высоте-то нормально, но, конечно, в реале эта штука навернулась бы сразу, хорошо, что у нас тут мир магический.

Сидеть на дне корзины, глядя на лица друзей, действительно, оказалось малость поспокойнее.

— Вот всегда я птиц не понимал, — вдруг сказал Лукась, — зачем они вообще летают, кому от этого лучше?

— Для птиц воздух — все равно, что вода для рыб, — сказал Гус. — Мы же, когда плаваем, упасть на дно не боимся.

— Не надо говорить за всех, — наставительно сообщил Лукась. — лично я этого вашего плавания тоже стараюсь избегать.

Тут корзина начала как-то совсем весело танцевать, и вместо приятной дискуссии мы все предпочли вжаться лицом в колени, вцепившись друг в друга и в плетеные стенки. Болтанка пошла чудовищная. Я лишь один раз решился открыть глаза и тут же зажмурился — клянусь, в этот момент мы летели кверху дном! Ну, почти.

— Долго еще это будет продолжаться? — простонал Лукась.

— Знаешь, — отозвался Акимыч, — чем дольше — тем лучше, поверь, ты первый не обрадуешься, если мы вдруг приземлимся ОЧЕНЬ быстро.

Опять наступило молчание, и в тишине я явственно услышал, как нехорошо поскрипывают, даже постанывают толстые кожаные кольца, которыми корзина была соединена с Тряпичным Драконом. Казалось бы, я тут умираю с такой регулярностью, что давно можно было бы избавиться от любых страхов в принципе, но нет, психика — странная вещь. Я вспомнил полет с неба после приключений на Киже Славном — вот там почему-то совсем страшно не было, возможно потому, что полет был совсем уж магический. А тут все почти реалистично, потому и нервно. Но все-таки в порядке борьбы со страхом я кое-как поднялся на ноги и, вцепившись в край корзины, осторожно выглянул вниз. Сумерки сменялись темнотой, однако еще были видны и темная масса леса, похожего с высоты на гигантскую головку брокколи, и болтающаяся под корзиной слегка поблескивающая четырехугольная растопырка. Вот кому уж стоило посочувствовать, так это Хохену, оставайся у него какие-нибудь нервы или человеческие чувства — он наверняка не был бы в восторге от происходящего.

— Ну, как там? Приземляемся? — спросил Акимыч.

— Да не очень понятно, вроде, ровно летим.

— Быстро?

Я прикинул скорость, с которой соцветия брокколи скользили под нами.

— Похоже да, очень быстро.

— Тем лучше. Чем дальше улетим, тем меньше потом идти. А гора далеко?

— Посмотри сам, — сказал я, — мы уже не так высоко, даже прикольно. Горы я нигде не вижу, а небо уже совсем темное.

— Не могу встать, — сказал Акимыч, — в меня тут кое-кто вцепился и голову в подмышку засунул.

— Какая чепуха, — раздался недовольный голос Евы, — никуда я ничего не засовывала, просто в инвентаре разбираюсь.

Последние десять минут пути, впрочем, выдались драматичными — все из-за Хохена. Мы спустились уже так низко, что рыцарь то и дело зацеплялся за ветки высоких деревьев, которые Тряпичный Дракон с треском обламывал в очередном судорожном рывке. Дурацкая была идея Хохена снизу привязывать. Можно было его как-нибудь прямо к корзине примотать. В конце концов Хохен застрял все-таки в чем-то настолько массивном, что как змей ни рвался, но справиться с лесным гигантом ему не удалось, а после все случилось очень быстро: корзину страшно замотало, мы заорали, под нами затрещали ветви, я схлопотал по уху чьим-то каблуком, после чего нас основательно шлепнуло на землю, сверху опустился утомленный Тряпичный Дракон, а еще через пару секунд в корзину врезалось огромное железное ядро — Хохена все-таки вырвало из ветвей.

— И самое ужасное, — сказал минут через пять Акимыч, со стоном пытающийся разогнуться, — что после всех этих кувырканий у нас на ужин только бананы.