– Ну как так, ну не с неба же, блин, свалилось, – вставая с дивана, Женя в очередной раз наворачивал круги по квартире. Комната – кухня, кухня – комната – этот нехитрый маршрут за последние несколько дней он прошел, наверное, уже тысячу раз.
Но выходило так, что по-видимому, свалилось с неба. Никаких более-менее правдоподобных версий он найти не мог.
Каждый день он просыпался с мыслью, что все это был какой-то не в меру затянувшийся сон, настолько все было иррационально и сюрреалистично.
Доказательством реальности служил тот самый блокнот – его единственный проводник в происходящей действительности, которая в одночасье, сделав крутой кульбит, стала абсолютно противоречивой и необъяснимой. Он превратил его в какое-то подобие дневника – только без дат: он вел записи сплошным текстом, обводя наиболее по его мнению важные в круг. Спрятанные в его середине сокровенные страницы служили ему своего рода якорем – эти несколько десятков строк, выведенных карандашом, каждый день убеждали его, что он не тронулся рассудком.
Практика в больнице тоже доставляла неудобства – всех поступающих он настоятельно просил не двигать руками, прежде чем начинал обследование. Если больные находились в тяжелом и бессознательном состоянии, он аккуратно брал их за предплечья и разворачивал ладонями книзу, продолжая внимательно следить за их движениями – часто бывало, что человек, не контролируя себя, начинал дергаться и хватать все вокруг, что создавало для Жени определенный риск.
Все эти меры предосторожности действительно сработали – за последние две недели «чудесных исцелений» на территории больницы №5 не произошло.
Он помнит глаза Полины, которая иногда забегала посмотреть на прибывших пациентов и с оживлением спрашивала, не встал ли кто на ноги. Несмотря на ее профессионализм и большой врачебный опыт, на нее напал какой-то азарт и кураж, который она и не думала терять.
По-видимому, она считала, что сорвала какой-то джекпот или на прохудившуюся крышу их больницы свалилась манна небесная.
– Нет уж, Полин, придется самим работать, – провожал он ее взглядом, когда та, услышав в очередной раз отрицательный ответ, поджимала губы и выходила за дверь.
Один из инсультников незадолго после этого скончался в реанимации.
Это был седой мужчина чуть за 50 – учитель не то физики, не то математики. Приступ случился у него прямо на уроке. Привезли его прямо оттуда. Даже руки еще были в меле. «Первый удар нанесла система образования, добьет система здравоохранения», – едко пошутил еще тогда в палате Женя. Теперь, когда мужчину, накрытого простыней, выкатывали из реанимации, Женя старался не смотреть в ту сторону. Как назло, каталка остановилась рядом с ним – сработал тормоз. Несколько секунд этот немой укор Жениному безразличию стоял перед его глазами, пока каталка, гулко громыхая, не укатила дальше по коридору.
С кислым настроением он вышел прогуляться на обед. Всю дорогу эта картина с каталкой стояла у него перед глазами и не давала покоя.
«Так, ну давай трезво, – сказал он себе. – Люди рождаются и умирают. Так заведено. И никто не может этот процесс остановить или запустить так, как ему хочется».
Проходившие мимо Жени люди о чем-то весело говорили, смеялись или же просто шли в наушниках и своих мыслях. После больницы уличная жизнь выглядела какой-то чересчур красочной и веселой, как будто постановочной.
Женя заметил, что застав смерть (а он в больнице несколько раз был ее свидетелем), жадно начинаешь хотеть жить. Тосковать не хочется – если, конечно, речь не идет о смерти близкого человека. Она не оставляет после себя страха, депрессии и пустоты. Она действует по-другому, не так грубо и односторонне. Увидев ее работу, поначалу ты испытываешь легкий шок. У некоторых к нему добавляется трепет и вожделение, у других – оцепенение, как у застывшего перед змеей кролика, уже не в силах убежать. Природа этих эмоций – приходящее осознание своей смертности. Вернее, о смерти ты знал всегда, но ни разу ее не видел на расстоянии вытянутой руки и не примерял на себе. Зато теперь можешь – перед тобой человек, который так же, как и ты, не так давно работал, спал, смеялся, забывал ключи от квартиры, стоял в очереди, был душой компании, оставлял чаевые в кафе, ругался с родителями или друзьями.
Можешь подойти поближе, если не веришь, что этот человек, как будто даже уменьшившийся в размере и похожий теперь на списанную восковую фигуру, оказавшуюся слишком мрачной для выставки, действительно все это делал.
После шока наступает эйфория – ты хочешь смеяться, влюбляться, совершать безрассудства – страх мгновенно куда-то уходит. Это состояние сильно напоминает опьянение, разве что при этом ты абсолютно трезвый. Этакий адреналиновый бум, прямо как после драки.
Это здоровая реакция живого организма на смерть – своего рода осознание, что ожидает это и тебя. И неизвестно, как скоро, поэтому успевай жить прямо здесь и сейчас.
Женя прошел еще одну улицу и вышел на набережную. Подойдя к отливающим от солнечного блеска перилам, он прислонился к ним и посмотрел на водную гладь.
Небольшая стая уток чистила перья в камышах. Рыбаков почему-то не было, хотя в это время они часто приходили сюда с маленькими раскладными стульчиками – кто-то с термосами, а кто-то с чекушками, по-видимому, убегая от семейного быта, с его вечно скандалящими женами и не успевающими в школе детьми.