И Варя пошла.
Она не помнила, как сделала эту сотню шагов. Но эта сотня, определённо, стала для неё самой длинной в жизни. Земля уплывала в сторону. Дрожащие ноги никак не хотели слушаться, потрёпанная замусоленная коса маятником покачивалась на груди, Варя смотрела на мир сквозь слёзы.
– Папа!
Варя вцепилась в воротник отцовского пальто и повисла на его шее.
– Варька! – выдохнул папа, подхватывая её за талию и приподнимая от земли.
– Папа… – тихонько взвыла Варя, утыкаясь в его плечо носом, и разрыдалась: – Папочка! Папа… Папа, забери меня! Папа…
– Варька, Варька, – дрожащим голосом выдыхал папа и целовал Варю в нос, в лоб, в щёки почему-то влажными губами. – Варюшка…
Варя содрогалась от рыданий на папином плече, не в силах сказать ни слова. Она просто хотела распахнуть глаза и начать день заново. По-другому. Оставить это всё ночным кошмаром.
– Тише, тише, – шептал папа, а Варя ревела лишь громче. – Варька, ну чего ты? Варя, всё хорошо…
Папа гладил её лицо холодными пальцами, размазывал слёзы по щёкам, смахивал раздражающие липкие пряди, отодвигал от себя и снова прижимал к груди. А потом распахнул дверь родного автомобиля, откуда потянуло теплом, русским роком и апельсиновой сладостью. Варя, подчиняясь отцовским рукам, влезла в тёплый салон, так и норовя оглянуться на Фила. Дверь захлопнулась.
– Варька. Как ты?
Варя подняла голову. Перед ней сидел Артём, взъерошенный, натянутый, как струна. Варя помотала головой, не в силах проглотить вставший в горле ком. К тому же, все слова как будто забылись. Варя сложилась пополам и, закрыв лицо ладонями, расплакалась с новой силой. Артём приподнял её за плечи и прижал к себе. Он шептал что-то про директора, про снег, про выходные, про кафешку. Варя не слушала. Она просто истерично рыдала, пытаясь связать пару слов.
Когда Варя скрылась в отцовской машине, а её отец остался на улице, Фил почувствовал странное и, наверное, даже безосновательное облегчение. Дуло по-прежнему сильно впивалось в висок, сжимаемое рукой психопата. Но страха не было. То ли Фил дошёл до ручки и чувства атрофировались, то ли просто устал стоять вот так, как манекен на витрине, демонстрируя угрожающий блеск пистолета.
Филу было страшно – было! – так, что дрогнули колени. Сперва – когда под рёбра уперлось что-то холодное, а потом – когда лёгким взмахом этот ствол ударился в Варин висок. Та несчастная пара мгновений для Фила длилась вечность. Мысли шевелились непозволительно неторопливо: Зимин мог успеть выстрелить. И не раз.
От запоздалой мысли о том, что Варя могла так запросто исчезнуть, повело в сторону. Она ведь была совсем не при делах! Это им с Артёмом нужен был адреналин, ходьба по краю и крышесносные приключения. Это у его отца были мутные дела в прошлом. Это Филу нужно было расплачиваться за всё. Одному.
А Варя шагнула за ними в самое пекло и даже привела отца! Потому что любила их очень.
Заскрипели шины за оцеплением, как при дрифте умелого гонщика, и на всю пустошь громовым раскатом прозвенел голос отца (Фил, правда, не сразу его узнал):
– Я Шаховской! Там мой сын!
Полицейские, наверное, все в городе, разошлись, пропуская отца. Он шёл рьяно и горделиво, как будто это не его сына держали в заложниках, а он чьего-то. Только при взгляде на Олега Николаевича отец сразу как-то ссутулился и оскалился. Филу показалось, что на мгновение они с Ветровым схлестнулись взглядами. И отец проиграл.
Они перекинулись парой фраз, отец раздражённо скрипнул зубами, а Олег Николаевич спокойно кивнул в сторону Фила. Отец обернулся. Отсюда было сложно разобрать, что именно он бросил сквозь зубы, но Фил бы на его месте грязно выругался. И не раз.