А потом, взъерошив волосы, пружинистой походкой направился в сторону родного подъезда.

До дома они с Варей добрались в тягостном гробовом молчании, разрываемом лишь нервной икотой дочери. В глаза Олега как будто насыпали песка – их резало и кололо до щипучих слёз. Хлопнув входной дверью, Олег швырнул тяжёлый рюкзак дочери в угол, Варя выползла из сапог и, вжикнув молнией пуховика, медленно сползла вдоль стены. И снова расплакалась. Олег немедленно сел рядом на корточки и обнял дочь, прижавшись губами к взлохмаченной макушке.

Такая маленькая, хрупкая, дочка трепыхалась в его руках, цепляясь пальцами за него, как утопающий за соломинку. И от этого уже не истеричного рыдания – тихого отчаянного плача – становилось горько-горько.

– Пап… – Варя уткнулась лбом в грудь Олега. – Прости меня, ладно? Я буду хорошей дочкой, правда. Пап… Скажи, что это всё неправда. Папа, я так жить захотела, понимаешь!

Слёзы обожгли глаза. Олег зажмурился, крепче прижимая Варю к себе и отрывисто дыша.

– Ты плачешь, пап?

– Я так за тебя испугался, – горячо прошептал он в ответ.

Они приходили в себя медленно и тихо. Слёзы остывали, волнение угасало.

В кармане пальто зазвонил мобильный. Олег поцеловал дочь в висок и, потерев переносицу, скрылся в кабинете. Звонили из администрации, спрашивали, что отвечать журналистам. Отчаянно хотелось рявкнуть и послать всех прочь. У него только что на волоске от гибели висела семья, а теперь – репутация и власть. Сейчас это казалось таким ничтожным по сравнению с десятком сообщений от Яны и слезами Вари, но Олег отошёл от эмоций. Сделав пару коротких выдохов и вдохов, он ровным голосом приказал отказаться от дачи комментариев и пригрозил заместителю:

– Если где-нибудь. Хотя бы мельком. Случайно! Всплывёт чьё-нибудь лицо или, не дай Бог, фамилия – вылетит к чёртовой матери. Запомнил? Так всем и передай.

– Как скажешь, Олег Николаевич, – выдохнул заместитель и отключился.

Олег скинул пальто и, помедлив, набрал Эрика. Нужно было разузнать, кому передали дело и сколько примерно оно будет разбираться. Адвокаты, конечно, Зимину не помогут, но вот психосвидетельствование вполне может признать его невменяемым и отмажет от тюрьмы. «Впрочем, ему действительно надо лечиться», – подумал Олег, прислушиваясь к Вариному шебуршанию в коридоре. Эрик снял трубку и без долгих предисловий выпалил:

– Ну ты красавец! А жаловался, что хватку потерял! Пф! Мне Гена всё рассказал. Ты ж грёбанный гений, Олег! Тебе надо не в мэрии сидеть – в губернаторском кресле. А ещё лучше – в министерстве. Ты бы всех там…

– Перестань. Ты не знаешь всей картины.

– Ты всё грамотно сделал. А Зёма… Ну такого от него никто не ожидал. Не, он шестёркой был – шестёркой и остался. Но чтобы такое. Ты знал, что моя «Леди» – его рук дело?

– Я думал, это сделали люди Шаха, а не Марка. Сам в шоке. Но зато понятно, почему он был так одержим. Чувство вины – самое смертельное оружие.

– Вот уж точно. Но ты не обольщайся сильно: его, скорее всего, в больничку отправят лечиться. Не посадят.

– Да я и сам понял. Я вот что звоню: ты уже в курсе, кто дело взял? И прикинуть можешь, сколько будет вся судебная волокита? Просто дёргать детей…

– Я понимаю, – немедленно переключился на деловую волну Эрик, – сделаю всё, чтобы их поторопить.

Олег с усмешкой поблагодарил Эрика и, ещё немножко потешив самолюбие заверениями, что есть ещё порох в пороховницах, выключил телефон. Перекинув пальто через руку (нельзя было всё-таки бросать вещи так небрежно), вышел в коридор. Варя стояла перед огромным зеркалом, жестоко стряхивая влагу с волос: уже успела принять душ и переодеться. Олег с осторожной улыбкой оглядел успокоившуюся дочь и распахнул шкаф-купе.