Повисла пауза. А значит я переборщил с развернутыми ответами. Наверное, надо что-то сказать, но как же хочется спать, твою же восьмерочью мать.

— Всего-то разок спас ее от смерти, — пробурчал я. — А прилипла как банный лист. Зато штопает хорошо.

— Ага, — поддела меня Йулл. — Избил толпу восьмерок ни за что, а затем притащил ее в особняк Неоякудза, чтобы те приглядели. Сдается мне, у тебя какая-то страсть к маленьким беззащитным девочкам.

— Чушь не пори, — разговор начал меня раздражать.

— Это не чушь. Уже ночь, а твоя напарница до сих пор жива. Если дотянет до вечера, это будет рекорд.

— Ага, — вернулся я к своей излюбленной манере.

Я знал, что если сейчас вырублюсь, Йулл обидится. А если она обидится, то в следующий раз придет не раньше, чем через неделю. А как ни крути, мне нравилось, когда она приходила. Так что еще немного потерплю. Главное, не дать сновидениям утащить себя слишком далеко.

— Почему я? — спросила Йулл, нарушая тишину. — Почему не Асоха? Или эта инквизиторша.

— Потому, — буркнул я. — Я просил не спрашивать меня такое. Какая разница?

— Раньше никакой. Но теперь вокруг тебя вьется эта красноволосая, а ты ее оберегаешь почему-то. Вот я и хочу знать.

— Я не хочу отвечать. И ты тоже не хочешь, чтобы я отвечал. Уж поверь.

— Но я хочу знать. И не дам тебе спать, пока не ответишь.

Ее ногти больно впились мне в спину, прогоняя сон. Да чтоб тебя со стены обоссали. Дадут уставшей восьмерке сегодня поспать или мне для этого надо еще кого-то пристрелить?

— Восьмой, — произнесла Йулл требовательным голосом.

— Бесишь, — проворчал я.

— А ты ответь и я отстану, — повысила она голос.

— Когда тебя убьют… — я сделал паузу. Но сказал «восемь», говори и «сектор». — Я это переживу. Нет, я конечно найду ублюдка, который тебя рано или поздно прикончит. И вырву ему сердце.

— Но горевать по мне не станешь, — закончила она мысль.

— Восьмерочью мать, — проворчал я.

Не поймешь этих женщин. Сама же нарывалась. Знала, что я не совру, не в моих правилах. И вот обиделась теперь.