Я смотрю на свои руки, лежащие у меня на коленях.

— Хочешь, пойдем погуляем, или как? — спрашивает она.

Через мгновение до меня доходит смысл ее слов, слова не вяжутся с выражением ее лица, по нему понятно, что она недовольна чем-то, но ее голос такой мягкий, в нем столько надежды, и я сильнее, чем прежде, осознаю, что она самая необычная девушка из всех, кого мне приходилось встречать, даже более необычная, чем Ласи, так как с Ласи я, по крайней мере, всегда знал, что она собирается сказать, когда открывает рот.

— Хорошо, — говорю я, впервые глядя ей прямо в глаза.

— Отлично. Я только сбегаю наверх за свитером.

Она вскакивает со стула, и я медленно встаю вслед за ней. но она останавливается у двери, поднимает руку, как регулировщик.

— Тебе придется подождать меня здесь, — шепчет она так серьезно, так строго, что я застываю на месте.

Даже когда она пытается ободрить меня слабой улыбкой, я все равно стою как вкопанный.

— Я сейчас, — говорит она уже более будничным тоном.

Я смотрю, как она перепрыгивает сразу через две ступеньки.

Мы выходим на обочину, только когда приближается машина, а так мы идем посередине дороги, против потока — рядом друг с другом. Я не спрашиваю ее, куда мы идем. Мне все равно. Мне везде хорошо, пока она рядом.

— Извини меня, ну за то, что было дома, — говорит она, глядя на свои старые кроссовки. — Мне вообще-то никого не разрешают приводить к себе в комнату, особенно парней. — Она смотрит на меня. — Мне вообще не разрешают приглашать ребят. Я сказала маме, что ко мне придут. Но я не сказала, что ты мальчик.

У меня все внутри перевернулось: жаль, что я раньше не знал, я мог бы встретиться с ней где-нибудь в другом месте.

— У тебя будут неприятности? — спрашиваю я. Рианна пожимает плечами:

— Может быть… наверное.

— Прости, — шепчу я и останавливаюсь.

— Нет, ты здесь ни при чем, — говорит она и тоже останавливается, подходит ко мне и кладет свои руки на мои, а потом быстро убирает их.

Она идет дальше, ее тень сейчас длиннее, чем когда мы вышли, за нашими спинами солнце опустилось ниже, и мы удаляемся от магазинов городка и идем в сторону парка, обещающего нам весенние цветы, деревья и скамейки, на которых нам не придется сидеть вдалеке друг от друга.

Я иду за ней молча, стараясь не подходить к ней слишком близко, а она крутит завязку от капюшона на свитере, накручивает ее вокруг пальца, пока тот не краснеет, а потом снова ее отпускает.

— Мои родители ТАКИЕ ПЕРЕСТРАХОВЩИКИ! — взрывается она, прижав к бокам руки и сжав их в кулаки, как рассерженный ребенок; она говорит это так громко, что выходящая из парка пожилая пара оборачивается в нашу сторону, хмурится, но потом все-таки уходит.