— Мне и так проблем хватает, — отвечает он и бросает окурок себе под ноги.
Он выходит на дорогу, смотрит по сторонам, перед тем как перейти ее, затем оглядывается на меня.
— Ты идешь?
Я делаю глубокий вдох и замечаю, что мои руки больше не трясутся.
— Думаю, да, — шепчу я, потому что знаю: мне не хватит духа пойти одному. Иногда сама мысль об этом помогает мне — помогает пережить еще один день.
Я не хочу, чтобы кто-нибудь был рядом, когда я жду ее
Я не знаю, хочет ли она, чтобы кто-нибудь узнал обо мне, потому что наше время — словно тайна, которую храним только мы двое. Это всего лишь несколько минут, маленькая пауза между тем временем, когда заканчиваются занятия, и тем, когда начинается другая жизнь, но это наше, это личное.
Я жду этого с самого утра.
Но сегодня было даже тяжелее, потому что я ведь вообще не хотел идти сюда. Но в тот момент, когда я ее увидел, я понял, что правильно сделал, что остался.
Я люблю смотреть, как она выходит на улицу и как останавливается, чтобы найти меня. И тогда время замедляет свой бег — на несколько секунд все становится таким прекрасным, что я больше ни о чем на свете не думаю, кроме нее.
Я хочу предложить ей пойти куда-нибудь в выходные.
Если она согласится, то я останусь здесь. Я останусь в Ковингтоне, потому что она здесь. И неважно, что меня достают отец или школа, пока у меня есть то единственное в моей жизни, что не вызывает у меня отвращения.
— Привет, Бенджи, — говорит она.
И я отхожу от стены, чтобы встретить ее — как это делают актеры и актрисы на сцене: солнце — яркий софит, гомон окрестных полей — словно фонограмма, отделяющая нас от остальных.
— Привет.
Стоя рядом с ней, я чувствую себя скелетом — кожа да кости. Я боюсь прикасаться к ней, боюсь, что мои руки поранят ее своими острыми гранями.
Мы проходим мимо больших окон библиотеки, наши отражения в них искажаются, как в кривых зеркалах на ярмарке; пока мы идем нога в ногу, я делаю шаги поменьше, чтобы не сбиться с ритма.
Она машет проходящим мимо людям, людям, которых я не знаю, которые не заметили бы меня, если бы я не был с ней. Я отворачиваюсь и смотрю на деревья и на машины, отъезжающие со стоянки, чтобы не представлять, что они думают, глядя на меня.
Я вижу, как Рианна втягивает руки в рукава, выглядывают только кончики пальцев, и мне так хочется просто взять ее за руку, чтобы почувствовать, холодная ли она, ведь у Ласи всегда были холодные руки.
— Рианна? — говорю я, когда мы приближаемся к спортзалу и вот-вот будем прощаться на выходные. Я должен спросить ее, — но мое сердце замирает, придерживает меня, хочет, чтобы я оставил эту затею, чтобы промолчал и надеялся на лучшее. Но я не хочу провести целых два дня, гадая, забудет ли она меня на следующей неделе или найдет себе другого, кто будет провожать ее после последнего урока.