На всем пространстве ислама можно обнаружить эту цивилизацию в реалиях повседневной жизни. Сходство веры, нравов, привычек, семейных отношений, вкусов, способов проведения досуга, игр, поведения и даже кухни… Переезжая из одного в другой город мусульманского Средиземноморья, европеец в большей степени поражается сходству, а не различиям. Если вы переезжаете в Пакистан и государства Индо-Малайской области, а тем более в Черную Африку, там вы заметите больше отличий, но это потому, что в этих регионах мусульманская цивилизация наталкивается на другие цивилизационные течения, которые зачастую оказываются более сильными, чем мусульманское.
В Черной Африке связи с исламом ограничиваются религией. Проповеди (Египет, со своей стороны, проводил от имени панарабизма большую «миссионерскую» деятельность) зачастую читаются — во франкоговорящих странах во всяком случае — на французском языке. Это означает, что культурных связей практически не существует, а если они и есть, то хрупкие, опосредствованные. Причем можно усомниться и в том, что религиозные связи оказываются эффективными среди массы африканского населения, которое трансформирует
Что касается Пакистана, то он является составной частью цивилизации, которую справедливо называют индо-мусульманской. В его национальном языке — урду — смешаны слова арабского или иранского происхождения со словами, пришедшими из санскрита. Хотя слова пишутся справа налево, как и в арабском, но урду на него не похож.
Одним из наиболее явных признаков, обеспечивающих единство мусульманской цивилизации, остается язык. Речь идет о литературном арабском, некогда цементировавшем ислам, который сохранился и в XX в. Он остался общим
Другое связующее звено: социально-экономические проблемы почти повсюду выражаются одинаково, поскольку они возникают главным образом от столкновения архаичной, традиционной, консервативной исламской цивилизации с цивилизацией современной, которая наступает по всем фронтам. В разных странах проблема стоит более или менее остро, но это ничего не меняет в предлагаемых решениях, которые оказываются схожими из-за логики вещей, из-за идентичности исходных причин. Страны, уже продвинувшиеся в осуществлении реформ, предвосхищают будущее других стран.
Но и здесь, «сосланный» в Черную Африку, Индию, Индо-Малайскую область, Китай ислам дистанцируется от ислама в целом, так как его будущее связано с будущим других цивилизаций.
• Второй вопрос: будет ли ислам избавляться от своей традиционной старой цивилизации, как избавляются от старой одежды, по мере того, как он будет двигаться по пути индустриализации и использования современной техники?
Этот вопрос стоит не только перед исламом. Он означает следующее: сможет ли современная цивилизация, цивилизация машин, электроники, автоматизации, атома, вольно или невольно униформировать мир, заставить исчезнуть отдельные цивилизации?
Повсеместное внедрение технических достижений и бесчисленные последствия этого процесса безусловно способны разрушить и восстановить в иной форме многие структуры цивилизации. Но не все, поскольку сама по себе автоматизация не является
Но достаточно французу пересечь пролив Ла-Манш, англичанину ступить на континент, немцу приехать в Италию, чтобы они сами убедились в том, что индустриализация вовсе не означает унификации. Если техника не способна преодолеть региональные особенности, то как же она сможет разрушить такие могучие самобытные образования, как цивилизации, в основе которых лежат различные религии, философии, человеческие и моральные ценности?
Но не окажется ли проблема иной, если технические достижения, предлагаемые исламу, будут сопровождаться марксистской идеологией, чьи ценности противоположны традиционным ценностям ислама? Найти ответ на этот столь часто ставящийся вопрос непросто и вряд ли даже возможно. Нет уверенности, что такая постановка вопроса меняет его суть.
Осмелимся сказать следующее: сам по себе марксизм не является замещающей цивилизацией; он представляется социальной ориентацией, сознательно выбранным гуманизмом, рационалистическим объяснением. Если однажды он все-таки окажется выбором ислама, то это приведет к сосуществованию с ним мусульманской цивилизации, как в СССР сосуществуют русская цивилизация и марксизм, а в Китае — китайская цивилизация и марксизм. В этих странах он оказал влияние на национальные цивилизации, но не уничтожил их; впрочем, это и не являлось его программой.
Разумеется, И. Мубарак прав, когда говорит, что «исламу будет труднее сопротивляться марксистскому влиянию, чем христианству, по той причине, что он еще не делает различия между духовным началом (вечным) и временным. Духовному началу будет легче в условиях технической материализации коммунизированного мусульманского общества». Почему он прав? По той причине, что христианство повсюду или почти повсюду еще до того, как сказались последствия индустриальной революции, выдержало наступление рационалистической и светской научной мысли и сумело, хотя и не без трудностей, адаптироваться к новым условиям, смогло сохранить свое равновесие, отказавшись при этом от того, от чего было необходимо отказаться. Ислам оказался защищенным от воздействия на него техники, рационализма, марксизма.
Для ислама, религиозная жизнь которого руководит каждым поступком человека, техника (марксистская или нет) представляется огненным кругом, который нужно преодолеть одним прыжком, чтобы перестать быть слишком старой цивилизацией и омолодиться в огне событий настоящего времени. Выбор пути развития зависит как от самого ислама, так и от окружающего его мира, мира двойственного, который раскачивается, подобно огромному маятнику, то в одну сторону, то в другую. Как и у всего Третьего мира, у ислама есть опасность пойти не туда, куда бы он хотел, а оказаться в сфере влияния более притягательного из двух существующих блоков.
Одно лишь хронологическое перечисление всех событий, которые произошли в исламском мире с 1962 по 1965 г., заняло бы целый том. Повсюду, от стран Азиатского континента до Марокко, сохраняется определенная напряженность, причем тон задает окрашенный в социалистические тона национализм, выступающий в вопросах нефти и отношений с крупным капиталом против международного капитализма и берущий пример с Египта, чья политика в 1960–1961 гг. стала для остальных своеобразной моделью. Характерный пример — национализации в Ираке (14 июля 1964 г.) и враждебная западным нефтяным монополиям политика Сирии (2 января 1964 г.).
В последние годы большое внимание привлекают к себе события в Алжире, ставшем независимым после Эвианских соглашений (19 марта 1962 г.) с Францией и проведения 1 июля 1962 г. общенационального референдума по вопросу о самоопределении.
Начальный период независимости был отмечен разного рода выступлениями и беспорядками. Народная армия, которая во времена войны за независимость размещалась в Марокко и Тунисе, на границах с Алжиром, сумела восстановить порядок. Бен Белла сформировал первое национальное правительство 15 сентября 1962 г. ив течение всего 1963 г. претворял в жизнь программу социальных реформ, так называемую «программу Триполи». Наиболее значительным событием стала национализация земель уехавших европейских колонов, которые перешли в руки специальных
Вместе с тем стали очевидны бесчисленные трудности, вызванные массированной национализацией, отъездом европейцев, хронической нехваткой капиталов и технических кадров. Политическая нестабильность провоцировала дополнительные волнения, расколы, диссидентские движения, партизанщину и возобновление судебных процессов… В целом создавалось впечатление, что Бен Белле удалось справиться с этой сложной ситуацией (15 сентября 1963 г. он был избран президентом Алжира, а в апреле 1964 г. стал Генеральным секретарем Фронта Национального Освобождения). Но наряду с этим усиливалась социальная и экономическая напряженность (экономическая депрессия, рост стоимости жизни, увеличение безработицы), что вызывало недовольство определенных кругов национальной буржуазии, рупором которых стал Ферхат Аббас… Понемногу, впрочем, между различными политическими силами начало устанавливалось равновесие, и Бен Белла, как казалось со стороны, укрепил свои лидирующие позиции в армии и партии. В сфере внешней политике приоритет отдавался отношениям с Францией, что объяснялось экономическими и культурными причинами, а также присутствием во Франции около полумиллиона алжирских рабочих, что способствовало снижению в стране уровня безработицы.
Алжир выступал в целом как нейтральная страна, что не исключало, впрочем, декларируемых политических, религиозных и социалистических предпочтений, имевших антиколониальную окраску. Доказательство тому отношение Алжира к событиям в Португалии и бывшем бельгийском Конго.