— О чем ты хотела поговорить? — не вытерпел Илья.

— Я разговаривала с папой, — два предыдущих «серьезных разговора» Юленька начинала с этой же фразы, — он считает, что тебе надо подумать о смене места работы.

Не ожидавший подобного поворота, Лунин поперхнулся и закашлялся.

— А что ты так реагируешь? — возмутилась Юленька. — Папа правильно говорит, продвинуться выше тебе все равно не дадут. Что изменится, если ты просидишь там еще пять лет?

— Подполковника дадут, — наконец пришел в себя Лунин.

— Лучше бы они тебе кабинет новый дали, — фыркнула Юленька, — или хотя бы в старом ремонт сделали.

— Да нормальный у меня кабинет, — пожал плечами Илья.

— У папы в компании освобождается место замначальника службы безопасности. Что-то не поделили они, но это не важно. Ты бы мог поработать там годик, а потом папа бы тебя продвинул, ты же знаешь, он только рад будет, если ты перейдешь к нему.

— Нет, — покачал головой Лунин.

— Что — нет? Почему нет? — воскликнула Юленька. — Ты что-то мне хочешь доказать или моему папе, Лун?

Она звала его Лунтиком или сокращенно Луном с первого дня их знакомства, и первые полгода Илье это очень нравилось.

— Почему ты всегда говоришь «нет»?

— Всегда? — удивился Илья.

— Ты не хочешь, чтобы папа купил нам нормальную квартиру, а ведь папа сколько раз предлагал. Он даже дом нам хотел подарить, ты помнишь?

Лунин вздохнул и налил себе еще шампанского.

— Папа, кстати, очень обижается из-за твоих отказов. Он ведь свои деньги не украл, а ты брезгуешь. Или ты не деньгами брезгуешь? — Глаза ее округлились от возмущения, а голос негодующе дрожал. — Все дело в папе? Ты его ненавидишь?

Илья понял, что жена сейчас должна заплакать, и, чтобы как-то предотвратить эту мучительную для него сцену, покорно произнес:

— Я подумаю. Но мне нужно время, — после чего отправился на балкон, курить десятую за день и последнюю на сегодня сигарету.

Проснувшись в пять двадцать восемь, за две минуты до сигнала будильника, Лунин нашарил ногами стоящие у кровати тапочки и тихо вышел из спальни, стараясь не разбудить Юленьку. Эту ночь Лунин провел беспокойно. Ему снились люди, которые что-то от него постоянно требовали, а он, Лунин, по непонятным никому, в том числе и ему, причинам никак не мог выполнить их требования. Что-то возмущенно кричал полковник Хованский, на чем-то настаивал озлобленный Ракитин, разгневанно бил кулаком по столу отец Юленьки. Потом эти люди исчезли, и в его сон пришла сама Юленька. Сначала он видел только ее, искаженное странной гримасой, лицо, закрытые глаза, прикушенную нижнюю губу. Это лицо постоянно двигалось, и он никак не мог как следует его разглядеть и понять, что за гримаса исказила безупречно правильные черты. Затем лицо поднялось куда-то выше и исчезло из вида. Вместо него Лунин теперь видел грудь. Прекрасную обнаженную грудь Юленьки, которая так же, как и исчезнувшее в темноту сна лицо, непрерывно двигалась. Вверх и вниз, вверх и вниз. Лунин понял, что он вместе с Юленькой находится в машине, на заднем сиденье своего «эксплорера». Загорелые мужские руки коснулись Юленькиной груди, начали ласкать ее, а затем с силой сжали, заставив невидимый в темноте рот издать громкий, полный желания, стон. Так как крупные, с длинными пальцами руки почти полностью закрыли грудь Юленьки, Лунин от нечего делать начал разглядывать эти руки. Он видел их в самых мельчайших, хотя и совершенно его не интересующих подробностях. Эту сеточку морщин на коже, эти темные волоски, становящиеся все гуще ближе к запястьям, эти коротко подстриженные ногти. Лунин зажмурился, а потом вновь открыл глаза и понял. Это были не его руки. Это не он занимался любовью с Юленькой на заднем сиденье старого «форда». Возмущенное сердце с силой заколотилось и от этих мощных, неравномерных ударов Лунин проснулся.

Он уже успел отрегулировать воду и забраться под с силой бьющий по плечам и макушке поток горячей воды, а эрекция и не думала проходить. Лунин закрыл глаза и тут же увидел искаженное страстью лицо Юленьки, ее равномерно колышущуюся грудь и руки, чужие руки, сжимающие грудь его жены. Еще через минуту он судорожно дернулся и издал вздох, одновременно полный и удовлетворения, и разочарования.