— От двенадцати до восемнадцати месяцев? Они уверены?

— Ну что я могу сказать? — сухо отозвалась Франческа Делука. — Так говорит их модель.

Мария изо всех сил старалась говорить спокойно.

— Это куча времени. Мы устроим тебе сканирование. Соберём деньги. Я могу продать дом и займу у Адена…

Франческа улыбнулась, но покачала головой.

— Нет, милая. — Её волосы слегка поседели, с тех пор как Мария в последний раз по‑настоящему смотрела на неё, стараясь сознательно оценить её облик, но никаких явных признаков болезни не было. — Какой в этом смысл? Даже если бы я этого хотела — а я не хочу, — что толку от цифровой копии, которая никогда не будет запущена?

— Она будет запущена. Компьютерные мощности дешевеют. Все на это рассчитывают. Тысячи людей хранят сканы в ожидании…

— Сколько замороженных трупов уже оживили?

— Это не одно и то же.

— Сколько?

— Физически — ни одного. Но некоторые из них были просканированы…

— И оказались нежизнеспособны. Все, кто вызывал интерес: всякие знаменитости, диктаторы, — имеют повреждения мозга, а до остальных никому дела нет.

— Файл с результатами сканирования не имеет ничего общего с замороженным трупом. Ты никогда не станешь нежизнеспособной.

— Да, но я никогда не окажусь среди тех, кого стоит возвращать к жизни.

Мария сердито уставилась на мать.

— Я верну тебя к жизни. Или ты не веришь, что у меня когда-нибудь найдутся для этого деньги?

— Может, и найдутся, — возразила Франческа. — Но я не собираюсь проходить сканирование, так что забудь об этом.

Мария сидела на краешке кровати и горбилась, не в силах найти удобную позу и не зная, куда девать руки. Солнце заливало комнату непристойно яркими лучами, обнажая каждую пушинку на ковре; ей приходилось сдерживаться, не позволяя себе встать и закрыть жалюзи. Почему Франческа не рассказала ей всё по телефону? По телефону было бы в тысячу раз легче.

— Ну ладно, — согласилась она, — сканирование проходить ты не хочешь. Но кто‑то в мире наверняка делает наномашины против рака печени. Хотя бы экспериментальные.