Амилия тоже знает, как зовут малышку. А о помощи девочка попросила всех присутствующих сразу.

Десять шагов, двадцать… По дорожке шириной в полшага… Узко даже для ребенка…

Майя не упала. Добежала до площадки, оставшейся от полуразрушенной лестницы, что огибала стену башни по спирали. Замерла, слепо поворачивая голову.

Амилия, побледневшая до обморочной синевы, мягко опустилась наземь. Ян с Евой одновременно кинулись к ней, и, наверное, впервые со дня их знакомства, Ян опередил прыткую Еву. Глаза Амилии были закрыты, но на тонкой шее едва заметно пульсировала жилка. Жива! Только надолго ли… Девушка казалась не просто потерявшей сознание. Такие лица Яну уже приходилось видеть в хосписах, куда тащили его отчаявшиеся родственники. Амилия уже почти на другой стороне. Безвозвратно.

Пьетр, забывший обо всем, пыхтя, карабкался по балкам и обломкам лестниц, оскальзываясь на ступеньках. Добрался до верха, прижал к себе вскрикнувшую девчонку, стащил с разлохмаченной головы повязку.

— Мне прямо-таки не везет с этим семейством, — с досадой проворчал Бугг, постукивая телефоном по бедру. — Вечно они подворачиваются под руку некстати… Ну, откуда она взялась?

Ян аккуратно опустил голову Амилии на пол и с места рванул к нему. На этот раз уже Ева удержала его на краю, крепко вцепившись в куртку. Протестующее затрещала ткань.

— Экий ты нервный!

— Оттого, что ты свернешь себе шею, здесь ничего не изменится, — прошипела Ева в спину Яна, оттаскивая назад.

А от ненависти Яна ублюдок только выиграет. Частично Бугг прав — и гореломам требуется обучение. Чтобы контролировать свои эмоции тогда, когда от этого может зависеть исход дела. Жаль только, что это умение не всегда применимо на практике. Ян чувствовал, как не находящее выход бешенство разъедает его. Топтался возле разлома, прикидывая свои шансы проскочить по ненадежным завалам щебня и валунов. Даже ловкая Ева вторично не рискнула там прыгать наугад.

И вдруг…

Замок ощутимо дрогнул. Реальность разом выцвела и упала тяжелая, абсолютная тишина. Долгий, томительный, беззвучный стон камней воспринимался не ушами, а каждой костью… Пронизывал, причинял боль, нагонял ужас.

Дыхание перехватило. Все, как описывалось в книгах — в глазах стемнело, в глотке песок, в душе тупая, беспросветная муть и тоска… И одуряющее предчувствие неминуемой катастрофы, которую не отвести и не разбить.

Замок сотрясся снова и «вздохнул», будто освобождаясь от оков и распрямляя гранитное тело. Вернулись звуки. Затрещали камни кладки, завибрировали балки, шелестело дерево рам и покрытий, зудело стекло… А потом с изрядным запозданием вернулись и краски. Измененные, будто вылинявшие. Волна шорохов и скрипов раскатывалась по Замку, отдаляясь, постепенно затихая.

— Производит впечатление, верно? — облизнув губы, пробормотал тоже явно ошарашенный Бугг. — Представьте, что сейчас творится в городе.

Ян слышал его краем уха, кинувшись к лежащей Амилии. Да и Ева тоже. Они оба слышали предание, что только смерть в Замке способна сломать последнее клеймо. Но девушка была жива. Пока.

— Отчего же тогда…

— Может, все же дело в тебе?

— Чушь! — возмутился Бугг. — Гореломы тут вовсе не причем. Первая печать лопнула, когда я убил в этом замке Альбину. Я так долго пытался добиться ее, но эта сука лишь смеялась… Я ведь из-за нее вниз полез, искал заветное «сердце»… Не знаю, почему лопнула вторая печать. Может, мои деяния подточили ее. А может весь город приложил к этому усилия. Но вот настал момент и третьей…

Никто его не слушал.