– Уехала с Марджори.

Это я тоже записала и подчеркнула.

– Но она скоро вернется. У нас важная встреча… – Он бросил взгляд на часы, встроенные в духовку. – …Ой, меньше часа осталось.

– Я могу присутствовать на встрече? Ведь я репортер, ты же сам видишь? Буду вести записи.

– Нет. Не думаю, что получится. Но, возможно, нам будет что обсудить с тобой после встречи.

– Что именно? Сказал «А» – говори «Б»! – Я занесла карандаш над блокнотом.

– Смешная ты. Сейчас не могу сказать. Мне сначала надо переговорить с мамой и со всеми остальными. Ничего неприятного, обещаю.

– Но я же репортер! Ты должен мне все рассказать.

– Прости, что заинтриговал тебя, но вынужден тебя огорчить, обо всем ты узнаешь потом, хорошо?

– Хм. Не хочу ждать потом.

Папа засмеялся, и, хотя все мое тело передергивало от двух тысяч вольт раздражения, я засмеялась в ответ. В то утро он казался намного более расслабленным и довольным, чем за многие месяцы. Он, в принципе, страдал перепадами настроения. Не было человека, с которым было интереснее и веселее играть, когда он был в хорошем расположении духа. Когда же он был в скверном расположении духа, вокруг него будто сгущались тучи.

Я услышала, как открывается входная дверь. Я все еще лелеяла надежду, что мне позволят принять участие в важной встрече, на которой я смогу делать записи. Раз уж я на месте. Но это была всего лишь Дженн. Она зашла на кухню без особых церемоний. Скорее всего, люди из трейлера заметили по системе видеонаблюдения, что мы с папой общаемся, поэтому Дженн направили присоединиться к нам на случай, если наша беседа будет стоящей с точки зрения проведения съемки.

– Ты уверен, что мне точно нельзя побыть на важной встрече? – Говоря это, я смотрела не на папу, а на Дженн и камеру.

– Уверен. Что хочешь на обед, малышка?

– Макарошки с сыром? – Мой вопрос был попыткой сорвать большой куш. Мама бы отказала мне, напомнив, что я сижу на диете БРЯТ[43] из-за проблем с желудком (которых у меня правда было полным-полно в то время), и приготовила бы мне простой тост, без добавок.

– Живот больше не болит?

– Нет.

– А что, правда, так сильно болел утром?

– Немножко. – Я уткнулась в свой открытый блокнот.

– Завтра утром не будет болеть?