— Так что там с моей женой? Почему это ей взбрело в голову, что меня арестовали?

— Потому что, — сказал Юрий, — у тебя на рукаве она обнаружила кровь.

— Каком ещё рукаве?!

— У рукаве… тьфу, блядь, у рубашки. Она мне позвонила сегодня, и я приехал к вам домой. Ты отдал ей в стирку рубашку, а у неё на рукаве кровь. В неё ты был одет в ту ночь, когда убили Лаховского.

— В ту ночь? — Русаков, казалось, ошарашен. — Какая ещё кровь?

Юрий начал нервничать.

— В ночь убийства ты вернулся домой очень поздно — по крайней мере, твоя жена так сказала. А вчера ты отдал ей стирать свою рубашку, в которую был одет. На её рукаве — кровь.

Неожиданно мрачное лицо Русакова расплылось в довольной улыбке, но тут же она снова исчезла,

— Нинка — дура! — сказал он. — Приду домой, и она, сучка тупая, родит раньше времени. Вот дура! И поэтому–то ты на меня и набросился с пушкой, потому что эта сука тебя навела… О, ёб, бля! А я думал, Мариша стуканула.

— А что Мариша? Я к ней пришёл, как мы и договаривались — в два. И я очень удивился, застав здесь тебя.

Русаков нахмурился.

— Договаривались? Но мне она тоже назначила в два. Вот шлюха хитрая…

— А тебе–то что вообще здесь нужно?

— Так ты не… О, блядь! Ебануться можно! У–у–у! Ни хера себе совпадения!

— Чем ты всё–таки объяснишь кровь на рубашке?

— А объяснить это просто… Кстати, Мариша что–то задерживается. Кто это там к ней припёрся?

— Никуда она не денется. Так что насчёт крови?

— Как я уже сказал — Нинка — дура! Она перепутала дни. Охуела, блядь: мужа закладывает! Короче, я, значит, в этой рубашке таскаюсь уже почти неделю. А поздно домой я пришёл… У–у–у! Как я знаю, Фантазёра убили в ночь со второго на третье августа. Я…

— Фантазёра?

— Ну, так Лаховского в психушке называли. Короче, поздно я пришёл, не второго, а первого. Второго я был в ночь вообще, и в семь утра… тьфу, блядь, вечера, уже на работе был, потому что Гаврилов раньше хотел уйти… Это всё проверить без проблем можно. Да что я тебе это всё объясняю? Не убивал я Фантазёра!