Марина вплыла на кухню, улыбаясь.

— Надеюсь, вы меня не потеряли?

— Кто был? — поинтересовался Русаков.

— Ещё одна соседка.

— Врёшь же!

— Ну две соседки! — Марина взъерошила ему волосы и уселась на свою табуретку. — Три соседки! Четыре! Пять!

Русаков подозрительно осмотрел её с головы до ног и хмыкнул. У Юрия возникло сразу несколько вопросительных и повествовательных мыслей:

1) Почему это Марина такая довольная?

2) Русаков был прав, говоря, что они с Мариной ругались лишь в шутку. Сейчас они оба ведут себя так, как будто ничего не произошло.

3) Кто приходил?

4) Не врёт ли Русаков насчёт рубашки?

5) Меня начинает тошнить.

— Меня, кажется, сейчас вы–ырвет! — сдавленно выкрикнул он и, вскочив, заметался по кухне.

— В раковину! В раковину! — закричала Марина. — Только не на пол, блин!

Юрий закивал и поспешно склонился над раковиной. Его тут же начало рвать. Снова вернулись фрагменты сна, где он тоже блевал, но только, вроде бы, в унитаз…

Но кто же всё–таки убил Сашу Лаховского?

Закончив блевать, Юрий прополоскал рот и лишь потом повернулся к Марине с Русаковым. Те молча пялились на него: санитар — с нездоровым интересом, девушка — с брезгливостью. Вытерев губы, Юрий прокашлялся и сказал:

— Я не виноват, честное слово! Просто у меня сотрясение, кажется…

— Да не кажется, — произнёс Русаков, — а точно. Я в больнице работаю, симптомы знаю. Тем более у тебя, вдобавок, и осложнения, если у тебя слуховые глюки были.

О том, что у него были не только слуховые, но и зрительные галлюцинации, Юрий благоразумно умолчал. Ему было крайне неудобно: пришёл, понимаете, следователь, всадил пулю в потолок, получил два сотрясения, набил шишку невинному человеку, заблевал всю раковину… А ведь за пулю ещё и отвечать придётся. Ну и денёк…