Взглянув на фотографию Терехина, вклеенную в досье, Юрий напрягся и прошептал:
— Вот чёрт!
Главврач удивлённо посмотрел на него.
— Он что, вам знаком?
— Да, мы с ним встречались! — пробормотал Юрий, быстро перелистывая страницы. — Общался с духами? Пытался организовать комитет по общению? Хм…
Назаренко попытался что–то ещё спросить, но Юрий не слушал, увлечённый историей шизофрении того человека, с которым он недавно столкнулся на кладбище. Знала ли его Марина? Ну почему же он сегодня забыл спросить её об этом?
С трудом пробиваясь через медицинские термины, Юрий наконец закончил чтение и, вытащив блокнот, внёс в него домашний адрес Терехина и его телефон. Сама по себе история болезни ничего не проясняла и не давала поводов подозревать бывшего соседа Лаховского по палате в изнасиловании и убийстве, но поговорить с ним всё равно было необходимо. Если кто и мог помочь на данном этапе расследования, так только он.
— Простите, — вмешался Назаренко. — Могу ли я узнать, где вы с Терехиным встречались? В какой ситуации? Как он себя вёл? Знаете, чисто профессиональный интерес.
Юрий кратко изложил ему обстоятельства их встречи. Психиатр удивлённо повёл густыми седыми бровями, но ничего не сказал. Лицо его выражало крайнюю степень недоумения.
— Обдурил он нас, а? — спросил он наконец вслух, но, похоже, обращаясь не к Юрию, а к самому себе. — Получается, его болезнь всё ещё прогрессирует, хотя… Ну, Терехин! Надо будет…
Юрию хотелось ещё кое–что уточнить, но он боялся показать свою некомпетентность. Ведь несмотря на то, что он работал следователем, раньше ему никогда не приходилось вести дело, в котором было бы замешано столько много личностей с психопатологиями. И вообще, как известно, Юрий был ещё молод и только недавно устроился в прокуратуру. За ним числилось всего лишь три раскрытых дела (преступники, в принципе, были заранее известны, и вины не отрицали). А эта история напоминала какой–то совершенно безумный детектив в лучших традициях Конан Дойла или Агаты Кристи, практически без действия и со сложно сплетённой интригой. Подумав, Юрий всё же спросил:
— Скажите, а если я возьму показания у Терехина, суд может отнестись к ним, как к… ну, уликам, что ли? В случае, если тот действительно что–то знает.
— Нет, — убеждённо ответил Назаренко. — Психически ненормальные люди не могут считаться полноценными свидетелями.
— А не возникало ли у вас мысли, предположения, что Терехин вовсе не больной, а просто… ну, нечто вроде мощного экстрасенса, медиума? Что, если он и правда общался с какими–нибудь духами?
Психиатр посмотрел на Юрия как на ещё одного кандидата в пациенты своей клиники. Его губы искривила презрительная усмешка.
— Вы же следователь! — сказал он наконец. — Какие, к чёрту, экстрасенсы, телепаты, медиумы? У Терехина все началось с синдрома метафизической интоксикации в детстве, после смерти отца, потом он дебютировал с острой экспансивной паранойей в 77-ом, выздоровел, но попал к нам спустя несколько месяцев — уже с мегаломаническими идеями и сверхценным бредом. Потом около двадцати лет всё было нормально, он регулярно принимал лекарства… Но вот снова попал к нам, опять–таки со сверхценным бредом. А парапсихология — это сказка!
— Подождите, я вовсе не хочу сказать, что верю во все эти общения с духами! Я просто спросил, просто спросил! — Юрий почувствовал вдруг себя странно смущённым, как подросток, уличённый в онанизме. — Я тоже материалист, как и вы, но ведь есть же вещи, которые нельзя объяснить с точки зрения современной науки!
— А, все эти шаманы, наркоманы, «новые учёные»! — скривился Назаренко. — Вы, я вижу, юноша начитанный, хотя и молодой. Я знаком с вашим отцом — он тоже очень интересный собеседник…
— Да я этим и не интересуюсь вовсе! — Юрий попытался обелить себя в глазах психиатра, но вышло так, что он ещё сильнее покраснел. — Чёрт, у меня просто друг по всему этому… Мы иногда разговариваем.
— Ничего этого не существует! — уверенно заявил Назаренко и снова принялся протирать свои очки. — Реально лишь то, что мы видим — стол, лампа, допустим. Какие–то процессы. А если в эти параштучки верит ваш друг, что ж… Надеюсь, мы с ним когда–нибудь увидимся.