Внутреннее состояние умиротворителя раскрывается в сфере эстетики. Его ощущение жизни доминирует в современных искусстве и литературе: культ порочности – нескончаемое проецирование космического ужаса, вины, бессилия, жалости, обреченности; навязчивая озабоченность изучением кровожадных маньяков, озабоченность, напоминающая мышление суеверного дикаря, который наряжает куклу вуду в надежде, что воспроизвести – значит освоить.

Это не означает, что все, кто занимается современным искусством или политикой, – люди, предавшие свой интеллект: большинству из них нечего было предавать. Это означает, что подобное искусство не распространилось бы без одобрения интеллектуальных предателей, которые и привнесли свою кошмарную вселенную в реальность, создав моду для претенциозных посредственностей.

Не все интеллектуальные умиротворители достигают статуса публичной фигуры. Многие исчезают по дороге, разорванные внутренними конфликтами, парализованные недостаточно развитой способностью уклоняться, исчезающие в безнадежной апатии после многообещающего старта. Другие продолжают толкать себя при помощи мучительного психологического усилия, функционируя лишь на незначительную долю своего потенциала. Невозможно подсчитать издержки такого умиротворения, проявляющиеся в растерянном, поврежденном, искалеченном или мертворожденном таланте.

Профессиональный успех или провал умиротворителя, так же как степень его нестабильной психологической адаптации, зависит от скорости процесса, общего для таких людей: разрушения его чувства ценности. Нивелирование ценностей, то есть принятие иррациональной морали, – особая форма его капитуляции. Притворная вера в альтруизм исчезает из его разума через несколько лет, и не остается ничего, что могло бы ее заменить: его независимая способность оценивать подавляется, и его страх перед дикарями превращает стремление к ценностям в безнадежно непрактичное занятие. Как следствие возникает сухая гниль цинизма, похожего на преждевременную дряхлость духа, которая становится тонким покрывалом воинственной аморальности над болотом безжизненной покорности. Результат – тихая, обедневшая, стертая личность, обезличенная личность человека с постоянно уменьшающимся кругом интересов, с отсутствием того, к чему надо стремиться, достигать, обожать или чему противостоять, и, поскольку уверенность в себе – это уверенность в своих ценностях, такому человеку не во что верить. Одним из горьких наказаний умиротворителей состоит в том, что даже самые блестящие из них превращаются в пустых, унылых обывателей.

Если их изначальное преступление состояло в желании быть «одним из тех парней», то в этом они преуспели.

Их окончательная расплата гораздо хуже. Ошибочная предпосылка не просто терпит неудачу – она переходит в свою противоположность. После многих лет интеллектуального притворства, ослабления, поиска легких путей ради того, чтобы пронести свои идеи мимо воображаемого цензора, чтобы ублажить иррациональность, глупость, бесчестие, предрассудки, злобу или вульгарность, разум умиротворителя допускает использование стандартов тех, кого он поклялся презирать. Разум не может бесконечно придерживаться двойных стандартов (если он вообще способен на это). Любой, кто хочет заглушить свой голос, то есть мысль, кто извращает собственные идеи, чтобы подстроиться под безмозглых, кто подчиняет истину страху, в конце концов становится неотличим от мошенников, угождающих мнимому «общественному вкусу». Он присоединяется к толпе, которая верит, что разум бессилен и бесплоден, что идеи лишь способ одурачить массы (то есть что идеи важны для легкомысленных, а мыслители знают лучше), присоединяется к широкому и неизменному антиинтеллектуальному кругу. Таков тупик им выбранного пути, начавшийся с жертвенного заклания интеллекта.

Ненависть к разуму – это ненависть к интеллекту; современная культура пресыщена обоими видами. Эта ненависть – конечный продукт поколений умиротворителей, прошлых и настоящих, людей, которые в страхе перед воображаемыми дикарями придерживались и увековечили иррациональную, бесчеловечную, грубую мораль альтруизма.

Нет, люди не дикари, но лишь немногие – независимые мыслители. Большинство людей не интеллектуальные новаторы: они принимают то, что дает им культура. Не то чтобы они не думают: они не поддерживают свой мыслительный процесс постоянно как образ жизни и их кругозор сильно ограничен. Трудно сказать, в какой степени они опутаны антирациональным влиянием наших культурных традиций. Однако известно, что большинство людей использует лишь малую часть своего интеллектуального потенциала.

Искренне и целенаправленно злые люди составляют незначительное меньшинство. Именно умиротворитель спускает их с поводка и позволяет набрасываться на человечество. Именно его интеллектуальное отречение приглашает их к захвату власти. Когда культурная тенденция склоняется к иррациональности, головорезы побеждают умиротворителей. Когда интеллектуальные лидеры терпят неудачу в воспитании лучшего в смешанном, несформировавшемся, колеблющемся характере людей, головорезы готовы взрастить в них худшее. Когда самые способные люди превращаются в трусов, обыватели становятся дикарями.

Нет, обыватель морально не безвинен. Хотя лучшее доказательство его цивилизованности, его беспомощной, смущенной, нечленораздельной мольбы об истине, о понятном, рациональном мире кроется в том факте, что ни одна диктатура не существовала без установления цензуры.

Нет, служить лидером или учителем для менее одаренных собратьев – это не моральное обязательство умного человека. Его главное моральное обязательство состоит в том, чтобы сохранить целостность своего разума и самоуважения, что означает: гордиться своим умом, не обращая внимания на одобрение или неодобрение других. Не имеет значения, насколько подобное обязательство трудно в такое извращенное время, как наше, – по сути, у него нет альтернативы. Выполнение этого обязательства – его единственный шанс в мире, где ум может функционировать, то есть в мире, где он и все остальные могут выжить.