5

Психология психологизации

Айн Рэнд

В некоторых местах романа «Атлант расправил плечи»[8] я затронула вопросы, которым сейчас хотела бы уделить больше внимания и дать теоретическое обоснование.

В одном из таких отрывков описывается сцена, где Хэнк Риарден, пытаясь понять поведение своей жены, размышляет, что ее постоянный, злобный сарказм рожден «не желанием заставить его страдать, а признанием в своей боли, оскорбленной гордостью нелюбимой жены, тайной мольбой… и что все эти тонкости и намеки, уклончивость и просьба понять выражают не открытое озлобление, а скрытую любовь».

Стремясь быть справедливым, он наделяет ее презумпцией невиновности и подавляет предупреждения собственного разума. «Его охватил мутный гнев; голос, которому он пытался не дать воли, кричал с отвращением: “Почему я должен слушать ее гнилую, коварную ложь? Зачем мне эти мучения – жалости ради? Зачем мне влачить безнадежное бремя, беря на себя тяжесть чувства, которого она не хочет признать, которого я не могу понять, осознать, даже попытаться оценить в какой-то мере? Если она любит меня, то почему проклятая трусиха не может сказать об этом открыто, поставить нас обоих перед фактом?”»

Риарден был безвинной жертвой популярной игры со множеством вариантов и последствий, где ничего нельзя назвать безвредным. По сути, она состоит из замены философии психологией.

Сегодня многие используют психологию как новую форму мистицизма: как замену разуму, познанию и объективности, как способ избежать ответственности за моральное суждение в роли судьи и в роли обвиняемого.

Нет мистицизма без утверждения непознаваемого, которое открывается лишь избранным и скрыто от остальных; это делит людей на тех, кто чувствует вину, и на тех, кто на этом наживается. Эти группы меняются местами в зависимости от обстоятельств. Когда его обвиняют, мистик плачется: «Я ничего не мог поделать!» Когда он осуждает других, то заявляет: «Вы не в состоянии знать, а я могу». Современная психология обеспечивает широкое поле деятельности для обоих вариантов.

Однажды сила, превосходящая человеческое сознание, уже была взята за эталон для предопределения судьбы, сверхъестественной воли, первородного греха и так далее; теперь эту роль играет собственное подсознание индивида. Правила игры остаются теми же: утверждается, что желания, убеждения, чувства и недостатки сознания человека освобождают его от ответственности познания.

Так же как для иррационального человека аргументация становится рационализацией, моральное суждение – монотонным повторением проповедей, психологические теории превращаются в психологизацию. Общий знаменатель, как скрытый мотив, здесь – извращение познавательного процесса.

Суть психологизации состоит в презрительном отношении или, наоборот, оправдании индивидуумов на основании их психологических проблем, реальных или выдуманных, при отсутствии фактов или в пику им.

Как наука психология едва делает первые шаги. Она все еще готовится стать наукой и находится на стадии наблюдения и сбора материала, из которого в будущем получится научное знание. Эту стадию можно сравнить в истории философии с досократическим периодом. Психология еще не нашла своего Платона, не говоря уже об Аристотеле, чтобы систематизировать свои материалы и задачи и определить свои базовые принципы.

Добросовестный психотерапевт любого направления знает, что задача диагностировать проблемы индивида необычайно трудна. Один и тот же симптом у разных людей нередко говорит о разных проблемах, если исходить из целостного контекста и взаимодействия исходных предпосылок. Необходимы многочисленные специальные исследования, чтобы выдвинуть обоснованную гипотезу.

Однако требование тщательности к постановке диагноза не останавливает психологизаторов-любителей. Вооруженные даже не толикой знаний, а непереваренными слоганами, они врываются без спроса и ставят диагнозы направо и налево. Высокомерие и претенциозность – верные спутники психологизатора: он не просто нарушает границы разума своей жертвы, он утверждает, что понимает ее лучше нее самой, знает о ее мотивах больше, чем она сама. С безрассудной безответственностью, которой позавидовал бы самый старомодный мистик, психологизатор приписывает своим жертвам мотивы, служащие его целям, и игнорирует любые отрицания. Поскольку он имеет дело с великим «непознаваемым», место которого раньше занимала жизнь после смерти или экстрасенсорные способности, а теперь человеческое подсознание, все правила логики, доказательства и факты лишены силы, и поэтому можно все (что и влечет психологизатора к такому мошенничеству).

Вред, который он причиняет своим жертвам, невозможно измерить. Люди с психологическими проблемами крайне смущены и легко поддаются внушению; не в силах понять собственное внутреннее состояние, они часто думают, что любое объяснение лучше, чем ничего (и это огромная ошибка). Так психологизатор достигает успеха и сеет новые сомнения в их головах, увеличивая их чувства вины и страха и усугубляя их проблемы.