Незадолго до рассвета с другого корабля был спущена лайба, которую, как мы потом узнали, захватили по дороге на Або. Её мы взяли «без шума и пыли» одним из наших баркасов; её команда попыталась прикинуться рыбаками, и загремели на вторую гауптвахту. А после восхода солнца никаких попыток более не последовало.

Подумав чуток, я решил пригласить Юлленъельма на завтрак; как ни странно, его запах я уже не воспринимал так остро. За чашечкой кофе, я разъяснил ему, что еще одно подобное художество – и я посчитаю наши договоренности недействительными. Тот даже не стал отрицать, что "Меркурий" и безымянная лайба действовали по его приказу, и вместо этого еще раз попросил о снисходительности. По собственной глупости, я согласился его простить и на этот раз.

Часов в пять на горизонте показались верхушки мачт, а еще часа через полтора я уже обнимал Столарма и обменивался поклонами с Густавом. Я рассказал адмиралу о происшедшем. Тот сначала обрадовался, но потом заметно поскучнел.

– Видите ли, ваше превосходительство… Мы, финляндские дворяне, считаем позором не выполнить данное нами слово. Так раньше было и в Швеции, но где-то в середине века все изменилось. Карл не выполнял своих обещаний, а яблочко от яблони, как известно, недалеко падает. Юлленъельму веры нет никакой.

– То есть вполне вероятно, что он пошлет еще один флот?

– Это-то как раз исключено. Капитаны присутствующих здесь кораблей – единственные во всём флоте, кто либо на его стороне, либо нейтрален. Но я полагаю, что, как только он получит свободу, он попытается поднять мятеж в материковой Швеции. А ваше слово, как я понял, не менее твердое, чем наше. И то, что вы пообещали «похлопотать» о подобном развитии событий, для него – гарантия того, что, как только будет выплачена контрибуция за мятеж, он эту свободу получит. Ничего, думаю, справимся и с его мятежом. Но сначала заставим и его, и всех офицеров кораблей принести присягу Густаву. Здесь же, в Або.

Собор в Або оказался весьма неплохим образцом кирпичной готики, знакомой мне по Северной Германии. Он вмещал более тысячи человек и был, наверное, раза в три длиннее собора Св. Марии в Ревеле. Мне досталось почётное место в первом же ряду, рядом со Столармом, тогда как Густава посадили на резное кресло перед алтарём. И Юлленъельм, и его офицеры по очереди преклоняли колено и произносили одну и ту же формулу. Как мне потом разъяснил Столарм, она гласила, что они обещают хранить верность принцу Юхану, а до коронации такового – его регенту принцу Густаву, "его же я вижу перед собой". Кроме Юлленъельма и трёх или четырёх офицеров, мне показалось, что все были вполне довольны.

После церемонии начался ещё один банкет в местном замке. В перерыве между блюдами, Столарм отозвал меня в сторону.

– Ваше превосходительство, в Або находятся склады с большим количеством зерна и солёной рыбы. Всё это было свезено туда по моему приказу перед началом Ревельской операции. Предлагаю вам перегрузить это на ваш корабль в счёт наших договорённостей.

– Предлагаю вам оставить годовой запас для самого города.

– Благодарю вас, ваше превосходительство. Но зерно для города находится на отдельном складе.

Я приказал перевезти зерно и рыбу на "Победу" для доставки в Николаев и далее парусниками в Борисов, где уже был построен перевалочный пункт. В дальнейшем же Столарм предложил доставлять зерно и железо прямо в Николаев. Я согласился – нам же будет легче.

– Ваше превосходительство, – добавил адмирал. – Основные торжества будут в Стокгольме, и я бы предложил вам сопровождать нас.

Подумав, я решил отказаться – иначе Густава могут воспринять как русскую марионетку. Марионеткой он и был, конечно, но марионеткой Столарма, что нас вполне устраивало. Вот что будет потом, когда «Победа» уйдет обратно в Америку, мы не знали. Столарму я был склонен доверять, но сколько он будет у власти? Может вновь оказаться в чьих-нибудь застенках либо быть казнен. Может и просто умереть, от покушения, яда, либо попросту болезни. А наш Густав, хоть и неплохой человек, но в деле бесхребетный слизняк, как я уже успел убедиться, и если у него появятся новые хозяева, будет служить и им, пусть через не хочу. Впрочем, и его могут захватить либо убить.

Да и нельзя забывать, что «Победа» по нынешним масштабам – чудо-оружие, но она у нас одна. И даже ее кратковременное отсутствие в Ревеле не так давно чуть не привело к гибели наших людей. Теперь, конечно, ее шведы боятся. Но, как известно, с глаз долой, из сердца вон; а, в данном случае, если нас какое-то время не будет, то и страх улетучится, и про договоренности могут забыть…

Ну и, наконец, через четыре года принцу Иоанну исполнится четырнадцать, и его коронуют. Какая у него будет политика, сказать сложно. Вполне возможно, что он решит опереться на других царедворцев, намного более враждебно настроенных к России. А через четыре года «Победы» тут точно не будет, и тем, кто останется, нужно будет заново показывать шведам, кто в доме хозяин. А это не так уж и просто.

– Видите ли, адмирал, моё присутствие могут неправильно понять. Ведь мы ещё недавно были врагами.

– Может, вы и правы, – подумав, сказал мне Столарм. – Но не могли бы вы отправить посольство для присутствия на этой церемонии?

– Думаю, что хорошо было бы, если бы посольство оставалось в Стокгольме постоянно. Через него, вы всегда сможете связаться со мной.

– А как?