Чуть подальше располагались ещё двенадцать кораблей, на одном, с гордым названием "Лоюрет" ("Рысь"), державшегося дальше всех от каземата, зато ближе всех к нам, реял королевский штандарт семейства Ваза. Ну что ж, подумал я, пора действовать. Можно, впрочем, особо не напрягаться – наша "Победа" запирает им выход из залива, а, пока мы попадём на дальность их выстрела, мы сможем потопить все пятнадцать. Если, конечно, захотим.
Но сначала я приказал сделать один предупредительный выстрел, примерно с двух с половиною миль. И нам несказанно повезло – снаряд наш угодил в мачту самого дальнего шведа, чьё название я даже не смог разобрать на такой дистанции, и снёс её начисто.
Все-таки приятно, когда тебя уважают. Один-единственный выстрел, и вот уже шведские флаги ползут вниз. От "Рыси" отделилась шлюпка и пошла в нашем направлении. Мы спустили им штормтрап, и вскоре на нашу палубу ступил богато одетый молодой человек в золоченом шлеме.
– Я Карл Юлленъельм, регент Швеции. Какое вы имеете право…
– Заходите, ваше высочество, – сказал я с улыбкой. То что это Юлленъельм, я уже подозревал – ведь фамилия его, придуманная отцом, и означала «Золотой шлем». Чуть поклонившись, я продолжил:
– Я Алексей, князь Николаевский, союзник легитимного короля Швеции Иоанна и его регента, Густава.
– Ваше превосходительство, – сказал тот напыщенно, – Легитимный регент – я. А Густав, как вам, должно быть, известно, в России. Так что ваши действия – не более, чем пиратство. Если вы немедленно покинете…
– Вас неправильно информировали, ваше высочество, – сказал я, – Густав в Ревеле и вот-вот будет здесь. Вместе с адмиралом Столармом.
– Понятно… – сказал Юлленъельм и вдруг переменил тактику. – Ваше превосходительство, а вы не позволите нам вернуться в Стокгольм? Мы уже наслышаны о вашем корабле и знаем, что любое сопротивление вам – самоубийство.
– Увы, не могу, – сказал я. – Если вы сдадитесь, то я гарантирую вам жизнь. Более того, я буду ходатайствовать перед Густавом о сохранении вашего имущества, а также имущества ваших людей. Хотя, конечно, разрушения и смерти, уже причиненные вами, вам придется оплатить сполна, равно как и контрибуцию за развязанный вами мятеж.
– Ну что ж, ваше превосходительство, – сказал тот уныло, – придется согласиться на ваши условия. Эх, не будь мой папа таким безрассудным, он и сейчас был бы королём, пусть еще некоронованным…
– Если бы ваш папа поступил согласно данному им слову, то, наверное, был бы королём. А резня людей, сдавшихся ему под честное слово, и привела его к бесславному концу. Тем более, он сам в ней участвовал.
– Вы правы, ваше превосходительство. И я верю, что вы сдержите своё слово.
– Именно так, ваше высочество. Вас мы попросим остаться на нашем корабле почётным гостем – адмирал Столарм вот-вот будет здесь. Ваши люди донесут новость о вашей капитуляции до кораблей вашего флота. И я не советую пытаться уйти из залива – мы, знаете ли, видим даже ночью, и тем более при ясной погоде, как сейчас. Надеюсь, что ваших капитанов нет самоубийственных наклонностей.
– Да куда уж там, ваше превосходительство, – грустно усмехнулся Юлленъельм, садясь писать прокламацию для своих людей.
3. Покой нам только снится…
Люди Юлленъельма донесли приказ о капитуляции до флотилии, и шведские корабли отошли от Кувы и сбились в кучу там, где я ему указал – примерно в полутора милях от полуострова. Юлленъельма увели в одну из кают и поместили под немецкоязычную охрану; им же предстояло разъяснить европейцу, как пользоваться умывальником, унитазом и туалетной бумагой. Хотелось бы, конечно, чтобы он помылся – шибало от него изрядно – но это было скорее из области фантастики. Другое дело – Столарм, который, хоть и чистокровный швед, но его семья живет уже веками в Финляндии и, как он мне рассказывал, больше всего его тяготила в Карловых застенках не неопределенность, а невозможность помыться.
Убедившись, что наши требования исполнены в полном объёме, я связался по рации с нашими людьми в Ревеле. Оказалось, что Столарм с трудом сумел поднять Густава из алкогольного ступора и буквально минут пятнадцать назад ушедшего из Ревеля. Увы, я не позаботился о том, чтобы придать ему человека с рацией, так что я не мог ни проконсультироваться с ним, ни узнать о его приближении. По словам моих ребят, "придёт он ориентировочно завтра часа в четыре пополудни, если ветер не переменится."
Пообедав с Юлленъельмом (чей запах перебил аппетит не только мне), мы отправили его обратно в его апартаменты, и я поднялся на палубу. Всё было в ажуре. Орудия и пулеметы "Победы" были расчехлены, а два вооруженных баркаса готовы к срочному спуску в море. Я опасался, что кто-нибудь из капитанов может от злости пойти на прорыв, но шведы вели себя, как паиньки, по крайней мере днём. А вот ближе к закату тихо снялся с якоря небольшой корабль под названием "Mercurius", сиречь "Меркурий", с обводами, свидетельствовавшими о его быстроходности. Я посмотрел в бинокль и увидел, что его капитан точно так же рассматривал нас в подзорную трубу. Увидев, как на его посудину навели два орудия, он сразу бросил якорь – «Я чё? я ничё!» С учетом того, что он не вышел за пределы зоны, выделенной для якорной стоянки, я решил пока ничего не предпринимать.
Ночью же этот "римский бог" решил еще раз попытать счастья. На этот раз мы позволили судну покинуть стоянку, а затем по нему ударили два прожектора, и по громкоговорителю пришел приказ встать на якорь и прислать капитана и старших офицеров к нам для разборок. Один из них и раскололся – им было поручено передать в Стокгольм новость о происшедшем. Его я отпустил обратно, а другим предоставил койки на одной из гауптвахт корабля.