На палубе их уже ждали.
– Ну! – требовательно спросила за всех Анна Тоя-ма. – Как?
– Двойное в силуэт! – торжествующе отчиталась Пшешешенко. – Оценка высшая.
Полыхнула вспышка.
– Этот кадр я назову, – мурлыкнула Кривицкая, – «Радость встречи». Минна-сан, вас не затруднит обнять подруг на камеру?
– Ни капли. – При всей неприязни к вольной журналистике, волшебство момента пересилило. Флайт-станичницы послушно заняли многократно отрепетированные ещё в семейных особняках на занятиях по этикету позы стойки «неформально радостно».
– И вот ещё что, – продолжила Кривицкая. – С меня эти кадры. Для каждой. А с вас – полная ерунда. Изобразить то же самое для последнего борта на сегодня.
– Это для кого ещё? – с подозрением в голосе поинтересовалась Газель Стиллман. – Наши все здесь.
– Пока вас не было, приняли шифровку, – заговорщицки понизила голос журналистка. – Только для командного состава, но это вряд ли большой секрет. Нам приписали объективный контроль от союзников.
– Да ладно? – не выдержала Анна Тояма. – Армеец на борту?
– То-то они так разлетались, – задумчиво сказала Пшешешенко.
– Пожалуйста! – настойчиво повторила Кривицкая. – Сами же понимаете, кавалергард-лейтенант максимум обличать и карать прибыл, а ему на самой встрече такой цветник на палубу! Дружба родов войск! Сила юности! Дух взаимовыручки!
– Тираж полтора миллиона, – в такт ей добавила Стиллман.
– Вообще-то, уже миллион семьсот, – застенчиво уточнила Кривицкая. – Ну так что?
– Ладно, уговорила, – согласилась за всех Стиллман. – Ждём.
Что-то подозревать Марыся Пшешешенко начала, когда точка на горизонте выросла до игрушечного самолётика и на глазах превратилась в знакомый ей уже армейский гидроплан. Всё то время, что он выравнивал надводную скорость и заходил в крепежи штатной кран-балки, она нервно металась по краю палубы чуть в стороне от разноцветной команды и пыталась заглянуть в кабину – тот или не тот.
Тот.
Уже на весу пилот разглядел её, расплылся в искренней улыбке и старательно повторил в кабине всё тот же сидячий галантный поклон, что полчаса назад подарила ему Рысь.
Наконец клацнули стояночные замки. Фонарь кабины пришёл в движение.
– Юхии, – простонал каким-то уж совсем женственным голосом армеец, выпутался из ремней и распрямился в полный рост. Лётная куртка тут же набухла двумя увесистыми – как боеголовки торпед – полусферами.