В следующей главе я объясню, почему такое внимание было уделено относительно короткому периоду (конец XV в. — середина XVI в.), в течение которого глобализация была приостановлена. А теперь мне необходимо остановиться на других характерных особенностях XIII–XVII веков, в течение которых происходило формирование общего рынка в Европе и периода V–II вв. до н. э., когда такие же процессы происходили в античности. Одним из таких особенностей стал, в частности, демографический кризис. В первой части книги уже говорилось о сокращении населения в Древней Греции, которое ко II–I вв. до н. э. приняло катастрофические размеры, а затем такая же катастрофа поразила всю западную половину Римской империи. Добавлю к этому лишь то, что эти явления начались намного раньше. Так, в Афинах в 431 г. до н. э. было 42 тысячи граждан[136], к 390 г. число граждан там сократилось до 30 тысяч, а к 310 г. до н. э. — до 20 тысяч ([125] III, рр.4, 15). Спарта во время войны с Персией в первой половине V в. до н. э. могла выставить 8000 воинов-спартанцев, а во второй половине IV в. до н. э. — менее 1000. Коринф в III в. до н. э. мог выставить лишь четверть тяжеловооруженных воинов-гоплитов от того числа, которое было в V в. до н. э. ([78] р.538; [201] р.103) Несмотря на большой приток иммигрантов из Сирии и других стран, к III в. до н. э. некоторые области Греции, например Лариса, лишились половины населения. Некоторые греческие города, например, Гераклея-Латимос и Тирреон в Акарнании, уже в III в. до н. э. разрушили свои прежние стены и построили новые, меньшие в диаметре ([201] рр. 102–103). Как уже говорилось, такие же явления будут происходить, начиная с I–III вв. н. э., повсеместно в западных провинциях Римской империи.
Что касается демографического кризиса в Европе в XTV–XVII вв., то на сегодняшний день о нем имеется значительно больше информации, чем в отношении Древней Греции и Древнего Рима. Это позволяет историкам и демографам не просто констатировать сам факт сокращения населения в том или ином городе или области, но и делать обоснованные оценки для отдельных стран в отдельные периоды. Если суммировать выводы, сделанные в отношении основных демографических тенденций в Европе в XIV–XVIII вв., то можно выделить 4 основных периода: (1) XIV–XV вв. — период затяжного демографического кризиса и сокращения населения повсеместно в Европе; (2) XVI в. — рост населения, также повсеместно (но в большинстве стран — лишь до последней трети XVI в.); (3) с последней трети XVI в. и до середины или конца XVII в. — опять сокращение населения в большинстве стран Европы; (4) XVIII–XIX вв. — повсеместный рост населения. Давайте кратко рассмотрим основные выводы западных историков и демографов по этим четырем периодам:
1. XIV–XV вв. Сокращение населения в Европе началось задолго до эпидемии чумы («черной смерти») 1347 года, в некоторых странах: например, в Англии и Германии, — оно началось уже в XIII в., то есть за 100 лет до «черной смерти». По данным английского историка С.Даера, в Англии уже к 1340 г. отмечено большое количество заброшенных земель ([177] р. 160). Кроме того, как указывает демографический историк К.Хеллеинер, демографический кризис не закончился к началу XV в., когда прекратились эпидемии чумы, а продолжался в течение всего XV века ([85] рр.14, 94). Например, население города Хуэска в Арагоне с 1347 г. по 1495 г. сократилось более чем в 2 раза, число жителей Тулузы во Франции с 1335 г. по 1450 г. уменьшилось в 1,5 раза. В Нормандии в 221 церковном приходе численность населения между концом XIII в. и концом XV в. сократилась на 40 %. В Германии в епископате Эрмланд к 1525 г., несмотря на уже начавшийся в XVI в. демографический рост, оставались заброшенными 47 % всех крестьянских дворов, а 80 из 332 деревень вообще перестали существовать. Но городское население также сокращалось: в Германии, по оценкам, с 1370 г. по 1470 г. (то есть уже после основных эпидемий) оно сократилось на 15–20 %. В некоторых случаях сокращение числа жителей не только не замедлилось с прекращением эпидемий чумы, а, наоборот, даже ускорилось. Так, число крестьянских дворов в районе Уазан на юго-востоке Франции сократилось на 46 % с 1339 г. по 1428 г. (то есть за 90 лет) и еще на 41 % с 1428 г. по 1450 г. (то есть за 22 года) ([85] рр. 14–15). Похожая картина была и в других странах: Италии, Англии, Нидерландах.
Основной причиной столь длительного демографического кризиса стало снижение рождаемости и распространение практики избавления от «лишних» детей, о чем имеется множество свидетельств. Многие историки и демографы указывают, например, на существовавший в то время большой диспаритет между числом мужчин и женщин в Англии ([85] р.71), что очень напоминает Римскую империю (см. главу VI). Как указывает Д.Расселл, диспаритет между числом мужчин и женщин в Англии в 1300 г. был самым высоким за всю ее историю, после эпидемий «черной смерти» он уменьшился, но все равно в начале XV в. среднее соотношение составляло 160 мужчин на 100 женщин, что свидетельствует о широко распространенной практике избавления от новорожденных девочек. По его же данным, в некоторых итальянских городах в XV в. был отмечен необычайно высокий процент стариков в возрасте более 60 лет: 23–26 % от всего взрослого населения старше 20 лет ([190] рр.207; 58). Такое число стариков, характерное для современной Европы, а также для римской Африки и Испании в античности, указывает на явные проблемы с воспроизводством населения. Многие историки указывают на очень большой процент холостяков в европейских городах — в некоторых случаях до половины всего взрослого населения, и отмечают, что в XV в. многие люди вообще предпочитали не жениться ([85] р.70; [177] р.166).
2. Рост населения в XVI в. (вернее, с конца XV в. до последней трети XVI в.) также происходил более или менее одновременно во всех странах Европы. В итоге если, например, в середине XV в. сельский пейзаж Франции сравнивали с пустыней, где только изредка можно было встретить ухоженные поля и виноградники, то в 1565 г. современники писали о процветании сельской Франции ([168] р.26). Причина этого внезапного роста так же непонятна историкам и демографам, как и причина демографического кризиса XV века ([85] р.72). К.Хеллеинер отмечает, что по числу и размаху войн и сопутствовавших им разрушений и эпидемий XVI век не уступал XV веку. Тем не менее, демографический рост происходил и в тех странах, которые сильнее всего страдали от войн. В некоторых областях Италии, подвергавшейся в течение 60 лет непрерывным нашествиям французских и испанских войск, сопровождавшихся насилием, грабежами и эпидемиями, население в течение XVI в. увеличилось в 2,5–3 раза ([85] рр.21, 34). По-видимому, основная причина столь резкого роста населения опять была связана с рождаемостью. В Германии многие летописцы указывали на необыкновенно высокую рождаемость, начиная с конца XV века ([85] рр.24–25). Д.Расселл указывает, что соотношение числа мужчин и женщин в Англии упало со 160 мужчин на 100 женщин в начале XV в. до всего лишь 98 в конце XV в. ([190] р.207), что указывает на отказ от прежней практики контроля за рождаемостью. А данные, полученные английскими демографами Э.Ригли и Р.Шофилдом на основе обработки статистики большого числа церковных приходов со всей территории Англии, позволили им сделать вывод, что рождаемость в стране в 1541 г[137], была на очень высоком уровне, который во все последующие столетия Англия смогла вновь достичь лишь один раз — в конце XVIII — начале XIX вв. ([218] рр.230–231) (см. График 4 в главе X).
3. Демографический спад XVII в. (вернее, с последней трети XVI в. до второй половины или конца XVII в.). В Италии резкое замедление роста численности населения началось в последней трети XVI в — то есть, что удивительно, после прекращения войн и разорения Италии французскими и испанскими войсками, продолжавшихся до 1557 г. ([85] р.21) Но по-настоящему заметное сокращение населения произошло во многих странах к середине XVII в., а в некоторых продолжалось до конца столетия или до начала XVIII в. Так, число жителей Испании в течение XVII в. уменьшилось, по оценкам, на 1/4 ([85] р.48). Во Франции сокращение населения было заметно уже в середине XVII в., а к концу правления Людовика XIV (1715 г.) оно уменьшилось, по оценкам, на 4–4,5 миллиона человек ([170] р.71; [86] р.577), то есть примерно на 20–25 %. К середине XVII в. население Италии, по оценкам, сократилось на 20 %, в Германии и Моравии — на 1/3, в Богемии — наполовину ([170] р.71). В Польше, судя по данным о падении производства зерна, население уменьшилось с 1564 г. по 1685 г. еще больше — примерно на 60 %. При этом, половина этого сокращения произошло в мирный период 1564–1615 гг., до начала опустошительных войн последующего периода[138]. Хотя ранее считалось, что в некоторых странах, в частности, в Германии, уменьшение населения середины XVII в. было вызвано Тридцатилетней войной, но в последнее время многие историки более не видят в войне основную причину, указывая на то, что и в Германии, как и в Польше, сокращение населения началось задолго до войны ([171 р. 21). Кроме того, демографический кризис серьезно затронул все европейские страны, и его нельзя объяснить одной региональной войной, развернувшейся на территории 3–4 стран.
Указанные выше явления опять были связаны, прежде всего, с падением рождаемости, что подтверждается множеством имеющихся данных. На графике 3 (глава X) хорошо видно, что в Англии оно началось уже с середины XVI в., и продолжалось до 1680-х годов. Имеющаяся статистика по ряду областей Франции также показывает низкую рождаемость в течение XVII в., которая в целом была ниже смертности. П.Шоню подсчитал, что, по сравнению со странами с высокими темпами роста населения, как, например, французская Канада, во Франции средний интервал между рождением детей в браке в XVII в. был в полтора раза больше, при этом женщины вступали в брак значительно позднее. В Нормандии средний возраст вступления в брак у женщин составлял 27 лет ([96] рр.234–235, 203). Соответственно, во Франции женщины в среднем рожали примерно в 2 раза меньше детей, чем во французской Канаде, где почти все население состояло из тех же французов, недавно уехавших из Европы. К.Хелеинер ссылается на данные 1703 года по Исландии, свидетельствующие об очень малом числе детей в структуре населения и следовательно о низкой рождаемости ([85] р.89). В Италии в XVII в. было очень много подкидышей, для которых существовали специальные ясли-приюты, причем среди них всегда было больше девочек, чем мальчиков. В Милане в конце XVII в. число подкидышей составляло 12 % от предполагаемого общего числа родившихся детей. При этом, несмотря на существование приютов, по данным К.Сиполлы, 80–90 % подкидышей умирали в течение первого года жизни ([97] рр.67–68).
Настроения людей того времени хорошо передал известный французский мыслитель Монтескье, который писал в 1718 г., то есть в конце этого страшного для Европы периода: «Почему Мир так мало населен в сравнении с тем, каким он когда-то был? Как могла Природа потерять свою изначально необыкновенную плодовитость?… Хотя [в Италии] все живут в городах, но они полностью опустошены и обезлюдели: кажется, что они еще существуют лишь для того, чтобы отметить место, где существовали могущественные города, о которых так много повествует история. Греция так опустошена, что она не содержит и сотой части того населения, что там было в древности. В Испании, ранее такой многолюдной, сегодня можно видеть лишь необитаемые деревни; и Франция — ничто по сравнению с той древней Галлией, о которой писал Цезарь. В Польше и европейской части Турции[139] почти не осталось людей… Что удивительно, это то, что обезлюдение продолжается каждый день и, если оно продлится, то через десять веков останется одна пустыня. Вот… самая ужасная катастрофа, которая когда-либо случалась в Мире; но ее едва ли заметили, поскольку она произошла неощутимо и в течение многих веков; она отражает внутренний порок, секретный и таинственный яд, продолжительную болезнь, которая поразила человеческую природу» ([165] СХП).
4. Рост населения в XVIII–XIX вв., вопреки мрачным ожиданиям Монтескье, происходил практически во всех странах Европы. Одной из его важных причин было повсеместное снижение смертности и рост рождаемости. Однако рост рождаемости происходил далеко не во всех странах, и демографы выделяют по этому показателю две группы стран — с высокими и низкими темпами роста населения ([96] р.203). К странам с высокой рождаемостью относились Англия, Германия (уже начиная со второй половины XVII в.), Швейцария и Россия, к странам с низкой рождаемостью — большинство других стран Европы (подробнее см. далее).
Читателю, возможно, уже наскучил этот экономико-демографический обзор разных эпох, но он необходим для того, чтобы перейти к вопросам, рассматриваемым в следующих главах, ради чего он в основном и был предпринят. А в заключение настоящей главы необходимо кратко подвести итоги вышесказанному:
1. В античную эпоху в Средиземноморье мы видим явление, подобное тому, которое происходило в Европе с XII в. по настоящее время. Речь идет о формировании глобальной рыночной экономики, которая в античности охватывала почти все Средиземноморье, в Новой истории включала всю Европу и часть колоний европейских государств на разных континентах, а к началу XXI века охватила весь мир.
2. Процесс формирования глобальной античной экономики с VI по I вв. до н. э. почти в точности повторился в XII–XVII вв., когда формировалась «европейская мировая экономика», и все основные экономические показатели (объемы торговли, ставка процента, инфляция и т. д.) вели себя совершенно так же, как это было при формировании античной экономики. Следовательно, речь идет об одном и том же явлении — глобализации — которая не является особенностью лишь последних столетий, а была также важной чертой экономической жизни в эпоху античности.
3. И в античности, и во втором тысячелетии н. э. глобализация сопровождалась демографическим кризисом, который углублялся в те периоды, когда происходила глобализация, и прекращался тогда, когда прекращалась глобализация.
Нет никакой информации о том, какой была процентная ставка в Греции до V в. до н. э., то есть до начала формирования там рыночной экономики. Поэтому в качестве «дорыночной» ставки процента в античности (до 500 г. до н. э.) в графике 1 взята процентная ставка по ссудам в Египте при Птолемеях в III в. до н. э.: 24 % годовых. Как указывал М.Ростовцев, Птолемеи сохранили экономическую систему в Египте в том виде, в каком она сложилась с тех времен, когда Египтом правили фараоны с преобладанием натуральной, нерыночной экономики ([188] рр.272–275). Поэтому указанная ставка (24 %) вполне может отражать тот уровень процента, который существовал не только в Египте, но и во всем Средиземноморье, до V в. до н. э.[140]
Что касается периода с V в. до н. э. до начала III в. н. э., то имеется достаточная информация обо всех основных изменениях процентной ставки по обычным ссудам (см. источники информации к Графику 1). Последняя имеющаяся информация относится ко времени между правлением Каракаллы и Александра Севера, то есть между 217 г. и 222 г. н. э., когда, как пишет М.Ростовцев, «процентные ставки сильно снизились… Люди отказывались брать кредиты, и на рынке предложение превышало спрос» ([49] с. 181). Поскольку до этого ставки были на уровне 4 % годовых, а затем они «сильно снизились», и, тем не менее, «люди отказывались брать кредиты», то налицо полный крах кредитного рынка, который, очевидно, после этого просто перестал существовать. Тем более, что вскоре начались гражданские войны (период, известный как «век 30 тиранов») и гиперинфляция, что вряд ли способствовало существованию нормального кредитного рынка.
И в дальнейшем мы его не видим, при том что уровень ставок по кредитам резко вырос. Так, в IV в. — начале V в. римскими императорами был установлен максимально допустимый размер процентной ставки — 12 % годовых, что уже само по себе говорит о резком взлете ставок и о попытках императорской власти их понизить под угрозой законодательно-репрессивных мер. Тем не менее, известно, что землевладельцы предоставляли кредит арендаторам-коло нам в конце IV в. — начале V в. под 50 % годовых ([89] I, р.124). Что касается дальнейшего периода (VI–VII вв.), то экономическая жизнь в западном Средиземноморье в своих основных чертах уже ничем не отличалась от того, что было в течение всех средних веков, для которых, как отмечает К.Сиполла, были характерны неразвитость кредитной системы и очень высокие процентные ставки, которые варьировали от 10 % до 50 % годовых ([84] р.404). Соответственно, поскольку мы видим очень большой разброс процентных ставок в течение всего указанного периода (конец IV в. — середина VII в.) — от 10–12 % до 50 % годовых по обычным ссудам, то на графике 1 показан некий условный средний показатель уровня процента для этого периода — 25 %. Данная цифра, конечно, является условной и можно было бы вместо 25 поставить 20 или 30, так как никто не может точно сказать, каков был средний уровень рыночного процента в поздней античности или в средние века. Однако не вызывает сомнений, что процентные ставки в этот период были во много раз выше, чем в Римской империи в I–II в. н. э., и график призван иллюстрировать этот факт[141].
В целом представленная на графике 1 информация по процентным ставкам не претендует на очень большую точность, которой для большинства рассматриваемых периодов невозможно достичь. Но она, вкупе с приведенными выше комментариями, позволяет сделать вывод о том, что и эпоха, предшествовавшая античности, и средние века характеризовались, с одной стороны, очень высоким уровнем процентных ставок и, с другой стороны, очень слабым развитием рынка кредитов или его отсутствием. А в процессе развития античного общества произошло значительное понижение процентных ставок и сформировался устойчивый и достаточно развитый кредитный рынок, о чем свидетельствует как стабильный уровень процентных ставок, сохранявшихся неизменными более 2 столетий (с конца I в. до н. э. до начала III в. н. э.), так и ряд других фактов: существование регулярных кредитных операций не только в виде обычных ссуд, но и, например, морских ссуд, ссуд под залог имущества и т. д., наличие банков, предоставлявших ссуды физическим лицам (как потребительские, так и для ведения бизнеса). В целом указанные процессы соответствовали тому, что происходило в Западной Европе в период с XIII по XVIII вв.
Известно, что процесс снижения процентных ставок в античности не был непрерывным (впрочем, как и в Европе в XIII–XVIII вв. — см. график 2). С середины II в. до н. э. и почти до конца I в. до н. э. происходила обратная тенденция, особенно в период с 80-х до 20-х годов до н. э., когда они опять вернулись к уровню 12 %, хотя до середины II в.
до н. э. находились на уровне 6 2/3 — 7 % годовых ([201] рр.115–116). По видимому, основную роль в этом сыграли особые факторы — войны Рима за передел мира и гражданские войны I в. до н. э. Совершенно очевидно, что войны, сопровождавшиеся также разгулом пиратства, очень сильно увеличивали риски торговых операций и любой предпринимательской деятельности, поэтому небольшое повышение процентной ставки — совершенно нормальная реакция кредитного рынка. Но дальнейшее повышение ставок — до 12 % — в 80-е годы до н. э. могло иметь еще отдельные причины. Как известно, в 80-е годы в Риме дважды к власти приходили диктаторы (в 88 г. — Марий, а в 82 г. — Сулла), что сопровождалось кровавым террором, в ходе которого были уничтожены тысячи людей. Причем, объектом террора Мария и Суллы были не только их политические противники, видные сенаторы, но и просто богатые римляне. Так в период диктатуры Суллы пострадало 40 сенаторов и 1600 всадников (предпринимателей или зажиточных граждан): они были включены в проскрипционные списки — списки тех, кого следовало уничтожить с конфискацией имущества; всего в эти списки было включено 4700 человек ([74] рр.301–302). Конфискованного имущества было так много, что на конфискованных землях Сулла расселил 80 тысяч своих ветеранов, предоставив каждому участок земли. Помимо «официального» террора, санкционированного Марием или Суллой, был еще и «неофициальный»: войска сначала Мария, а затем Суллы в течение многих лет грабили Италию — причем, разумеется, грабили тех, у кого можно было что-то взять ([74[рр.342, 286–287).
Террор и проскрипции не могли не привести к дестабилизации всяких кредитноссудных отношений и росту процентных ставок, поскольку риски предоставления денег в долг в условиях гражданской войны и террора резко возросли. Не случайно процентные ставки по некоторым кредитам в последующие годы достигли совершенно невероятных размеров — 50 % и даже 100 % годовых ([151] р.90). Если учесть, что займы часто давали политикам (например, Цезарь имел огромные долги, пока не получил власть), то это совершенно не удивительно: кредитор вместо получения суммы долга и процентов от политического деятеля, мог вполне лишиться и всего имущества, и головы. Имеются основания полагать, что гражданские войны привели не только к дестабилизации кредитных операций, но и к некоторому свертыванию торговли. Так, по данным К.Хопкинса, если со 157 г. по 80-е годы до н. э. количество римских серебряных денариев в обращении увеличилось в 10–12 раз, то с 80-х по 50-е годы до н. э. оно, наоборот, уменьшилось приблизительно на 15 % ([141] рр. 109–111).