Через несколько мгновений в крыло пришла офицерша, сопровождавшая заключенного, как это бывает в тюрьме строгого режима. Это называется прогон. Вы носите с собой рацию, просите разрешение на перевод, один офицер сопровождает максимум восемь осужденных. Она хотела узнать, все ли в порядке с тем парнем, которого она привезла из медицинского отделения раньше – того, что с бакенбардами, как у принца Альберта. Мы заверили ее, что с ним все в порядке, зная, что пол его камеры, скорее всего, уже превратился в кровавую реку. Почувствовав что-то неладное, она сама пошла посмотреть на него.

– О боже! О боже! Он перерезал себе вены! – крикнула она и нажала на кнопку тревоги.

Тюрьмы – как плавательные бассейны, в них нельзя бегать, но внезапно там оказалось полно людей, «которые спешат». Нобби Нобблер тяжело вздохнул.

– Твою мать. Не зови медсестру, – сказал он. – Я отведу его в больничку.

Мы обернули ему руки парой полотенец и повели в медицинское отделение.

Работа в тюрьме довольно жесткая во многом: вы плохо едите, спите, живете и частенько слишком много пьете. Нобби редко брал с собой что-нибудь на ужин. Если у меня была лишняя порция, я отдавал ее ему или приберегал пару сосисок с раздаточной. Одно время он вдруг «подсел» на апельсиновый сок, и он начал приносить по литру каждый день. Однажды он сказал мне: «Эй, Сэмворт, если хочешь попить – просто спроси». Я сказал ему, что не понимаю, о чем он.

– Он исчезает из холодильника. Там осталось немного сока, но, когда я вернусь к холодильнику, уже не будет.

Я предложил ему перелить немного апельсинового сока в бутылочку и разбавить оставшуюся часть пакета водой. Идея ему понравилась, но он пошел еще дальше. Он начал туда ссать. Так продолжалось полгода. Каждый день, обычно во время запирания камер, мы смотрели друг на друга и говорили: «Интересно, кто сегодня попил?»

Это может показаться довольно мерзким, но юмор – отличный способ справиться с работой в тюрьме. Если вы поржали и никто не пострадал – это был хороший день в Стрэнджуэйс.

Как-то утром я был с Нобби Нобблером в крыле К, когда увидел очередного знакомого среди заключенных. Его звали Джонни Гелл, и я когда-то встречал его в изоляторе в Форест-Бэнке.

Невысокий, плотный, рыжий и неряшливый, он был адски агрессивен. В Форест-Бэнке он провел пару недель в психиатрическом отделении средней безопасности, прежде чем его отправили обратно. Он напал на трех медработников – двух мужчин и одну женщину, – и один из них потом загремел в больницу. Он даже как-то уложил меня на пол в Форест-Бэнке, хорошенько ударив сзади. Меня потом качало туда-сюда, когда я отпирал дверь его камеры, чтобы запихнуть его внутрь. Его сдерживали три офицера – и он все еще дубасил меня. К счастью, парень, с которым я работал, был просто огромным и быстро поставил его на колени. В тюрьме с самого начала Гелл показал себя жестоким и непредсказуемым человеком. Две недели спокойствия, а потом он без предупреждения нападает на какого-нибудь ублюдка. Бам! Он был из тех, за кем действительно приходилось следить.

И вот он был в крыле К. Только на неделю, сказал Гелл, он сказал, что выйдет отсюда в пятницу. Это был понедельник. Я предупредил Нобби: «Не вздумай лезть к нему» – и пошел к Берти.

– К нам поступил парень, которого тут не должно быть, – сказал я. – Он должен быть в изоляторе. Он не очень хорошо уживается с людьми, лучше отправить его в одиночку. Он обязательно кого-нибудь обидит.

Берти связался со службой безопасности, и те подтвердили сомнительное прошлое этого зэка. Гелл уже некоторое время не попадал в тюрьму, но в его деле были записи о протестах с отказом от личной гигиены, поджогах камер, нападениях на персонал и заключенных.

– Да, он тот еще засранец.

Однако в изолятор брать его не хотели. Даже Берти не смог убедить их, поэтому поднялся наверх, чтобы встретиться с капитаном Харрикейном, начальником тюрьмы.

– Пока заприте дверь, а позже мы его переведем, – сказал тот.

Еще два дня этот парень оставался в крыле К, так что мы действительно заперли его и держали, как в изоляторе, следуя своему обычному распорядку. Пару раз его приходилось сдерживать. Он был гораздо сильнее, чем можно было подумать, глядя на него. Однажды утром Нобби разговаривал с Берти в коридоре, когда я увидел, что ко мне направляется не кто иной, как Гелл. Поначалу я ничего не понял, но потом вдруг до меня дошло: «Кто, черт возьми, его выпустил?» Инстинктивно я ощутил, что что-то не так, и, когда он проходил мимо, краем глаза заметил, как изменилось его лицо. Но слишком поздно – бам! Он снова ударил меня, прямо в челюсть, и чуть не снес голову с плеч.

Я удержался на ногах – не знаю как – и, должно быть, прошел пару метров. Теперь Гелл стоял позади меня, так что я смотрел не на него, а на Берти. Он был в шоке. Нобби обернулся, я обернулся, а Гелл сверлил нас взглядом: было похоже на фильм «Ровно в полдень», только он был из банды Клэнтона-Маклори и уже выпустил первую пулю. Зэк, должно быть, думал: «Почему он все еще стоит?» А я совершенно определенно подумал: «Ты труп, парень. Ты уже второй раз застаешь меня врасплох».