— Я намерен крестить всю Русь, — закончил я. — И в первую очередь своих ближайших соратников. От этого очень многое зависит. Ты же знаешь, что простые люди всегда смотрят на знатных.
Помолчав, я спросил напрямик:
— Ты согласен креститься, Добрыня?
Впервые за все время нашего знакомства новгородский посадник улыбнулся.
— Нет, — сказал он. — Не согласен. Совсем не согласен. Никак креститься не могу.
Он улыбнулся снова, показав крепкие белые зубы — такие тут большая редкость.
— Потому что ты не один такой, — пояснил он. — Я тоже христианин. Вот Алексей может подтвердить. — Он кивнул на молча стоявшего чуть поодаль оруженосца. — Когда отец Иоанн крестил меня, Алеша был за дьячка, он читал псалмы. Правда, Алеша?
— Правда, брат Никита.
— Никита? — переспросил я, окончательно сбитый с толку. Какие еще неожиданности ожидают меня? Какие новые признания? Как много я не знал о своем ближайшем окружении!
— Меня крестили Никитой, — подтвердил Добрыня. — Отец Иоанн объяснил, что это в честь святого Никиты Исповедника. Он стал угоден Богу благодаря своей твердости в вере.
Добрыню крестили несколько лет назад во время его очередного приезда в Киев. Именно тогда, после знакомства с отцом Иоанном, новгородский посадник принял решение изменить свою жизнь. Ему казалось, что скоро вся Русь станет христианской.
Об этом знал и боярин Блуд, который, если можно так выразиться, благословил Добрыню на крещение.
— Я бы и сам крестился, — сказал тогда Блуд. — Но мне, наверное, уже поздно. Всю жизнь прожил язычником и не верю я ни в каких богов. Но знаю, что именно в крещении — будущее Руси. Без этого не будет дружбы с Византией, да и с другими соседями не будет. Нужно примкнуть к какому-то лагерю. На юг от нас и на восток — мусульмане набирают силу. На западе — христианство. Кто наш естественный союзник? Конечно, христиане, а язычниками оставаться негоже. Еще княгиня Ольга это понимала и крестилась. Но тогда время еще не пришло. Не пришло оно и сейчас, но скоро придет.
— И много на Руси таких же, как ты, тайных христиан? — поинтересовался я.
— Немало, — улыбнулся Добрыня. — И все они ждут, когда же придет час, что можно станет свободно исповедовать свою веру. Вижу теперь, что этот час близок. А о том, что ты благоволишь к христианству, я давно заметил: когда узнал, что ты Алексея к себе оруженосцем взял.
— Как же мне теперь называть тебя, посадник новгородский? — спросил я, уже заранее догадываясь об ответе. Кто же не читал в детстве русские былины? Но и подсказывать ответ я не хотел…
— От отеческого имени отказываться тоже нехорошо, — рассудительно заметил Добрыня. — Да и знают меня все под этим именем. Скажут: другое имя взял — другим человеком стал. Поэтому, думаю, надо оба имени беречь одинаково.
— Значит, Добрыня Никитич? — уточнил я и облегченно засмеялся. Ну вот. Все сходится.
— Я потому смеюсь, — пояснил я удивленному моим смехом Добрыне, — что в далеком будущем, откуда я пришел, о тебе почти ничего не будет известно. Никакая память долго не хранится. Но имя твое будут помнить всегда. Добрыня Никитич — богатырь русской земли.
— Новгородской земли, — поправил меня посадник, но я отмахнулся.