Тайная миссия Коларова, успешно начавшаяся 17 июня переправой на моторной лодке из Севастополя в Варну, на родине сразу дала осечку. По пути в Софию Коларов был задержан полицией и препровождён обратно в Варну, где помещён под арест в армейскую казарму. Мера против генерального секретаря Коминтерна, явившегося в Болгарию нелегально, выглядит довольно деликатной. Все болгарские газеты уже трубили об «агенте СССР и Коминтерна», но власти, по-видимому, не хотели осложнять отношений ни с БКП, остающейся внушительной политической силой в стране, ни с северным соседом.

Коммунисты Варны, как вспоминают современники, по распоряжению ЦК устроили свидание Басила Коларова с Георгием Димитровым, выдавшим себя за его двоюродного брата. По другим данным, Димитров приехал в Варну позднее, когда Коларова освободили из-под стражи по ходатайству ЦК БКП, адресованному лично премьеру Цанкову, и сопровождал товарища до Софии. Так или иначе, но именно Димитров стал первым из высших партийных руководителей, кому довелось обсудить с полномочным представителем Коминтерна сложившуюся ситуацию и варианты её дальнейшего развития.

Однако вряд ли первый разговор в казарме или в поезде привёл к изменению взглядов Димитрова. Судя по всему, и сам Коларов не был полностью убеждён в ошибочности принятого ЦК решения. Цель его тайной миссии как раз и состояла в том, чтобы взвесить все «за» и «против», понять действия товарищей, уяснить актуальные политические задачи и т. д. Он убедился, что реальное положение дел в Болгарии нисколько не напоминает обстановку «гражданской войны», которой грезили Зиновьев и Радек. Об этом свидетельствуют два пространных письма, отправленные им из Варны в ИККИ, в которых он делится своими впечатлениями, полученными в первые дни пребывания в стране. Сопротивление режиму сломлено, сообщает Коларов, в стране царит спокойствие, правительство чувствует себя уверенно, а БКП продолжает работать в условиях политической свободы, лишь введена цензура органов печати. Пытаясь объяснить причины пресловутого решения ЦК, Коларов напоминает своим адресатам о травле коммунистов правительством БЗНС, о неудачах Стамболийского в проведении внутренней и внешней политики и о других обстоятельствах, которые были приняты во внимание партийным руководством. Поэтому ЦК и решил «предостеречь рабочих от выступлений, грозящих для партии разгромом, и сохранить всю революционную энергию рабочих для наступающей новой тяжёлой борьбы с буржуазией во имя рабоче-крестьянского правительства». Посланец Коминтерна перечислил ряд важных вопросов, на которые он собирался получить ответ у партийного руководства, чтобы оценить обстановку и избрать правильную тактику.

Высший партийный совет, заседавший всю первую неделю июля, подтвердил правильность нейтралистской установки ЦК. «Массовые движения создаются вообще не партиями, но жизнью, — убеждённо заявил Христо Кабакчиев. — Партия может их только расширить и углубить». Но уже появились несогласные. Первым стал Коста Янков — майор запаса, занимавшийся в ЦК военными делами. Через неделю нейтралистская политика ЦК подверглась критике на собрании Софийской организации, отрицательное отношение к ней выразили некоторые региональные комитеты. Фактически в партии появилась оппозиция, требовавшая обратиться к БЗНС и другим партиям для создания единого фронта и организации отпора заговорщикам.

А в руководящих структурах Коминтерна нарастало раздражение из-за неподчинения ЦК БКП распоряжениям и советам из Москвы. Критика даже вышла за пределы Исполкома: 29 июня «Правда» опубликовала редакционную статью «Решение ИККИ и болгарский опыт», содержащую негативную оценку решения ЦК БКП. Через несколько дней в газете появляется статья Зиновьева «Уроки болгарского переворота. Вниманию секций Коминтерна» с безоговорочным осуждением нейтралистской позиции партийного руководства. Перед публикацией статьи Зиновьев запросил мнение Сталина и получил от него полную поддержку. В записке, не предназначенной для посторонних глаз, Сталин даже потребовал «учинить нечто вроде суда над ЦК компартии Болгарии или над его лидерами».

В это время начинает активно действовать ещё один участник драмы, остающийся за сценой, но во многом определяющий ход событий. Это Владимир Павлович Милютин, кандидат в члены ЦК РКП(б) и руководитель Венского центра ИККИ, работавший под псевдонимом Эмтин. Димитров был с ним знаком: год назад Милютин приезжал в Софию на IV съезд БКП в качестве представителя Коминтерна. Уже в то время ЦК РКП(б) и Исполком Коминтерна рассматривали Балканы, наряду с Германией, потенциальным очагом будущего революционного взрыва. Исходя из этого постулата, Милютин проанализировал политическую и экономическую ситуацию в Болгарии и состояние партии с прицелом на взятие власти коммунистами. В обширном докладе по итогам съезда, адресованном секретарю ИККИ Пятницкому, Милютин охарактеризовал БКП как «одну из лучших наших партий», которая ведёт за собой большинство рабочих и массу неимущего крестьянства и располагает своими вооружёнными силами. Вывод его был полон революционного оптимизма: «По общему убеждению, партия могла бы взять власть и установить советский режим».

Теперь же мнение Милютина о БКП радикально переменилось. «В Болгарии с коммунистической партией дела у нас, по-видимому, очень плохи, — доносит он в Москву 28 июля. — ЦК партии упорствует в своей оппортунистической позиции. <…> Вопрос о захвате власти игнорируется под разными предлогами». Но, по мнению Милютина, время ещё не упущено, «переворот и образование рабоче-крестьянского правительства возможны».

Взгляд Милютина на политическую ситуацию в Болгарии и революционную перспективу извне был, как видно, прямо противоположен взгляду Коларова, пребывавшего внутри этой ситуации и считавшего, что благоприятное время для активных действий упущено. Тридцатого июля состоялось новое заседание ЦК, в котором принял участие Васил Коларов, добравшийся наконец до Софии. В принятом решении выражалась готовность БКП подать «братскую руку трудящимся крестьянам», чтобы вместе бороться и защищать общие интересы трудового народа, однако задача организации вооружённого восстания не ставилась.

Чтобы помочь ЦК БКП преодолеть «конституционные иллюзии», Милютин забрасывает в Софию сотрудника Венского центра Александра Абрамовича-Четуева (Альбрехта) и ставит передним задачу «направить болгарскую партию по пути к захвату власти». Пребывание Альбрехта в Болгарии, длившееся три недели, совпадает с периодом переоценки руководством БКП своей июньской позиции и переориентации на подготовку вооружённого восстания. Как это происходило, какие рычаги и аргументы были пущены в ход Альбрехтом — о том история пока умалчивает.

Долгое время считалось непреложным фактом, что решающая перемена позиции ЦК произошла на заседании, состоявшемся по настоянию Коларова 5–7 августа. В резолюции, известной по многим публикациям, говорится: «Переворот 9 июня вызвал кризис по вопросу о власти, исход которого не может быть никаким иным, помимо вооружённого восстания масс во имя рабоче-крестьянского правительства». Перед партией ставится задача «всесторонней подготовки массового вооружённого восстания» и создания «единого фронта трудящихся масс города и деревни против грубого наступления капитала». Однако достоверность данной резолюции сомнительна, поскольку сам документ не сохранился. Скорее всего, она воссоздана спустя значительное время по устным воспоминаниям участников заседания. «Есть документы, которые будут опубликованы только после победы мировой революции, до тех пор их нельзя печатать», — писал впоследствии Коларов об этом заседании. Не остался ли в тех документах след присутствия на заседании товарища Альбрехта?^{68}

Шестого августа был образован Военно-технический комитет при ЦК во главе с Костой Янковым, а 17 августа Кабакчиев направил в Москву пространный доклад с изложением событий июня — августа, из которого видно, кто был подлинным вдохновителем грядущего восстания. «Если Коминтерн не одобряет тактику партии 9 июня, — говорится в докладе, — Центральный комитет заявляет, что примет и исполнит решение Коминтерна».

Итак, миссия Альбрехта завершилась успешно, порядок в коминтерновском хозяйстве был восстановлен. Но к тому времени болгарские события уже перестали остро волновать Исполком Коминтерна. Радек, резко осудивший ЦК БКП за нейтралистскую позицию 9 июня, утратил интерес к болгарским делам и разрабатывал план осеннего коммунистического восстания в Германии.

Документальных свидетельств об эволюции оценок и взглядов Георгия Димитрова в этот период нет. В воспоминаниях современников он предстаёт этаким послушным учеником, который если не с первого, то со второго раза внял указаниям учителя и кинулся их исполнять, — если представить Исполком Коминтерна неким коллективным учителем. Партийную дисциплину Димитров действительно соблюдал всегда, однако сомнения и внутренняя борьба в тот период, конечно, имели место.

Резкое изменение политической или жизненной ситуации всегда вызывало у Димитрова прилив энергии и желание действия. Так произошло и теперь. Он отправил Любу в Самоков к сестре Магдалине, а сам укрылся в маленьком домике по улице Неофита Рилского. Оттуда 18 августа послал Кабакчиеву записку со следующим предложением: «Сейчас, когда начинается большое брожение в крестьянской массе, особенно среди членов БЗНС, когда, с другой стороны, мы направили широким официальное предложение о едином фронте и направим такое же Земледельческому союзу, <…> считаю абсолютно необходимым выступить с конкретной платформой единого фронта, которая одновременно будет и платформой борьбы за рабоче-крестьянское правительство»^{69}.

Уже через четыре дня «Работнически вестник» опубликовал первую статью Димитрова под заголовком «Единый фронт и наступление капитала». В последующих десяти острых статьях идея единого фронта обретает черты практической политики и значительно выходит за пределы той узкой трактовки, что существовала в коммунистическом движении^{70}. В сущности, после III конгресса Коминтерна тактика единого фронта понималась как объединение всех сил пролетариата на коммунистической платформе. Димитров же подразумевает под единым фронтом сплочение в общей борьбе против режима Цанкова не только рабочих и крестьянских масс, но и ремесленников, мелких торговцев, чиновников, лиц свободных профессий и офицеров.

При новом правительстве, пишет автор, у капиталистов вновь развязаны руки. Буржуазия посягает не только на социальные завоевания рабочего класса, но и на экономическое положение всех, кто живёт своим трудом. Поэтому коммунисты обращаются к Социал-демократической партии, Земледельческому союзу и Радикальной партии с предложением создать единый фронт труда. Речь не идёт об отказе партий от своих программных целей и об ущемлении их самостоятельности, а лишь о принятии общей антикапиталистической платформы в защиту трудящихся масс и о совместных действиях по реализации этой платформы. Необходимость совместных усилий, направленных на обуздание наступления реакционных сил, вытекает и из политической ситуации. Капиталистическое меньшинство не может увлечь массы общей национальной программой, поэтому оно прибегает к насилию и террору, попранию парламентаризма и конституционных свобод. Разрешить возникший кризис в интересах большинства можно единственным путём — обеспечить через единый фронт труда действительно народную власть, рабоче-крестьянское правительство. Социал-демократической и Радикальной партии, которые участвуют в правительстве Цанкова, предстоит сделать выбор.

Статьи о едином фронте существенно отличаются от предшествующих печатных работ Георгия Димитрова. Прежде их тематика, как правило, определялась кругом его обязанностей в партии и профсоюзах. Теперь же в поле зрения Димитрова оказалась проблематика, затрагивающая жизненные интересы всего общества. Его формулировки и выводы, претендовавшие на концептуальный характер, не были однозначно встречены даже в ЦК БКП, который счёл необходимым отмежеваться от чересчур широкой трактовки Димитровым тактики единого фронта.

Ряд статей этого цикла содержит полемику с социал-демократами и радикалами, развернувшими на страницах газет кампанию за объявление компартии вне закона и недопущение её к выборам в будущий парламент. «С коммунизмом в Болгарии необходимо покончить именно теперь, — писала газета радикалов „Мир“. — Если упустить нынешний удобный момент, то этим будет допущена непростительная ошибка». Ей вторил социал-демократический «Народ», полагавший, что коммунисты «ещё недостаточно наказаны, чтобы достаточно переродиться. В отношении них есть только одна разумная политика — их обезвреживание». Димитров энергично отвечал на инвективы противников саркастическим обличением их политического падения.

Наш герой одним из первых назвал установившийся в Болгарии после 9 июня режим фашистским. «Как в других странах, так и в нашей стране капиталисты и их партии прибегают уже к последнему средству сохранения своего классового господства и удержания в своих руках государственной власти — фашизму, который является полным отрицанием всякого демократизма и всех политических прав и свобод для народных масс», — так определяет Димитров характер режима. Глубоко заблуждаются те, кто думает, что фашизм направлен только против «коммунистической опасности», предупреждает он, и они дорого заплатят за свою политическую близорукость. Пример Италии — лучшее тому доказательство. Удары итальянского фашизма сыплются на головы социалистов и других радикальных элементов не менее свирепо, чем на коммунистов. «Фашизм вовсе не только антикоммунистичен, он в то же время и антинароден» — к этому выводу, впервые сформулированному в статье «Единый фронт и буржуазная реакция», Димитров не раз будет возвращаться впоследствии.