Книги

Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

22
18
20
22
24
26
28
30

София преподнесла Димитрову сюрприз. Прямо на перроне он был задержан двумя агентами и доставлен в Дирекцию общественной безопасности: полицейская вежливость по отношению к депутату парламента. Оттуда, после энергичных протестов, был препровождён в Народное собрание, где и освобождён из-под стражи. Парламентская комиссия рассмотрела требование прокурора снять с Димитрова депутатскую неприкосновенность и не нашла представленные доводы убедительными. Таким стал финал выдвинутого год назад обвинения Димитрова в подстрекательстве к убийству должностного лица. Режиссёры этой своеобразной репетиции ареста дали ему понять, что не забыли прегрешений члена ЦК БКП, таинственным образом исчезнувшего год назад из их поля зрения.

В стране нарастало явное и скрытое недовольство деятельностью правительства Стамболийского. Но премьер пребывал в состоянии эйфории после очередного съезда БЗНС, где выступил с пятнадцатичасовой речью. Стамболийский заявил, что новой Болгарии, созданной усилиями крестьянской власти, стремится подражать весь мир, и выдвинул идею подотчётности правительства не парламенту, как предусматривает конституция, а съезду Земледельческого союза, находящемуся «в расцвете своих сил». На самом деле за сценой уже активизировались политические противники режима БЗНС.

Осенью 1921 года при содействии Великой масонской ложи Болгарии возникла тайная политическая организация «Народен сговор» («Народное согласие»), куда вошли представители интеллигенции и военные. «Народен сговор» не являлся партией, нацеленной на взятие власти, но играл роль мозгового и организующего центра сплочения и идеологического обеспечения правых сил. «Стержневой была идея создания сильного надпартийного и надклассового государства, „стоящего над всеми“, ликвидации многопартийности и прежних партий — „бессильных и прогнивших“ и создания одной монопольной партии, — пишет российский историк Р. П. Гришина. — Среди объявленных „Народным сговором“ целей на первом месте стояли „закрепление духовного единства нации“ и „идейное объединение интеллигенции“, „пробуждение и сплочение народной энергии“ и направление её на „разумное и полезное совместное творчество на принципах социальной пользы и справедливости“»{63}.

Схожие цели имела «Военная лига». В ней объединились офицеры, глубоко потрясённые двумя военными катастрофами Болгарии и крахом военной доктрины, нацеленной на «национальное объединение болгар». Лига избрала девиз «Обновление, защита и объединение» — обновление государственного устройства, защита национальных и профессиональных интересов, объединение нации. Хотя деятели «Военной лиги», недовольные послевоенным положением страны, не имели сколько-нибудь конструктивной политической программы, они хотели восстановить своё прежнее общественное положение и видели себя надпартийной силой, нацеленной на возрождение отечества.

Конституционный блок («Чёрный блок») в составе Демократической, Народно-прогрессивной и Радикальной партий поставил перед собой задачу устранения правительства Стамболийского и передачу власти коалиции правых партий под покровительством царя Бориса.

Четники-автономисты ВМРО[32], базировавшиеся в Пиринском крае, также жаждали поквитаться с премьером, настроенным на сближение Болгарии с Королевством сербов, хорватов и словенцев (будущей Югославией). Суровым предупреждением правительству прозвучал выстрел боевика, оборвавший жизнь военного министра Александра Димитрова, который намеревался пресечь налёты македонских боевиков на территорию соседнего государства.

«Сговористы», «лигари», «блокари», «четники» — эти слова, вошедшие в политическую лексику тех лет, таили грозную опасность, не осознаваемую премьером.

Отношения между БЗНС и БКП оставались напряжёнными. Выступая на митинге в Софии после возвращения из Советской России, Димитров говорил о конгрессе Коминтерна, о том, что «создание единого фронта пролетариата во всех странах и во всем мире есть верховное веление момента». Крестьянству в его речи не нашлось места. В руководимых Димитровым профсоюзах состояли только сельские батраки. Крестьяне, владевшие земельными наделами и составлявшие опору Земледельческого союза, рассматривалась коммунистами в качестве возможных союзников лишь постольку, поскольку они переходили под знамя БКП.

Когда в зарубежной печати поднялась волна обвинений Стамболийского в «большевизме» и «пособничестве коммунистам», он постарался показать, кто в доме хозяин. Правительство распустило те выборные муниципальные и сельские органы власти, где коммунисты имели преимущество, что вызвало взрыв возмущения в БКП. В резолюции IV съезда партии появилось предписание коммунистам вести борьбу на два фронта: «беспощадно бичевать реакционные замыслы буржуазных оппозиционных партий» и критиковать действия БЗНС как партии «властвующей сельской буржуазии». Лишь иногда, когда конкретные задачи коммунистов и земледельцев совпадали, двум ведущим политическим партиям удавалось действовать совместно.

Осенью 1921 года по настоянию Франции части бывшей Добровольческой армии генерала П. Н. Врангеля численностью около 20 тысяч человек были передислоцированы из Турции в Болгарию. Их расквартировали в пустовавших после сокращения болгарской армии казармах, в том числе в Софии. В Велико-Тырнове обосновался штаб 1-го армейского корпуса генерала А. П. Кутепова, а в Стара-Загоре — штаб Донского корпуса генерала Ф. Ф. Абрамова. Сам Врангель нашёл пристанище в Белграде.

Стамболийский неоднократно заявлял, что в Болгарии разместились не военнослужащие, а просто беженцы, однако в действительности врангелевцы не только сохранили присущую воинским подразделениям организованность, но и разоружились далеко не полностью. Политика болгарского правительства по отношению к русским военным отличалась непоследовательностью и противоречивостью, что характерно для всякой политики, нацеленной на то, чтобы всех обхитрить, одновременно всем угодив. С одной стороны, Стамболийский рассчитывал на поддержку русских воинских частей в случае коммунистического восстания или нападения соседей. С другой стороны, добиваясь прорыва международной изоляции Болгарии, премьер делал осторожные шаги к нормализации отношений с Советской Россией. На международной конференции в Генуе весной 1922 года Стамболийский заверил наркома РСФСР по иностранным делам Г. В. Чичерина в том, что его правительство расформирует врангелевские части ради налаживания торговых отношений с Россией.

Тяжёлое экономическое положение страны подталкивало болгарского премьера к поискам путей избавления от непрошенных гостей. Это намерение объективно совпадало с позицией БКП, полагавшей, что размещённые в Болгарии белогвардейские части представляют собой серьёзную опасность для Советской России. Ведь это тысячи крепких мужчин, обладающих боевым опытом и сохраняющих армейскую дисциплину.

Угроза вторжения врангелевских войск в Советскую Россию была отнюдь не надуманной. Генерал Врангель приезжал в Болгарию для инспектирования русских воинских частей в феврале 1922 года. Была проведена «регистрация чинов», расширена сфера деятельности военной контрразведки, после чего на совещании командного состава Врангель заявил, что вопрос о новой интервенции принципиально решён. Выступление было назначено на конец мая 1922 года. Генералы составили план высадки десанта на Черноморском побережье России и запросили санкцию Парижа. Но этому плану не дано было осуществиться.

В 1922 году БКП начала политическую кампанию в защиту Советской России, против присутствия врангелевских войск в Болгарии. В кампанию активно включился и Георгий Димитров, выступивший на нескольких митингах. Даже газетный отчёт передает накал его темпераментной речи в Софии 31 марта: «В то время, когда в Поволжье голодают 20 миллионов русских крестьян, врангелевский штаб закупает болгарское продовольствие, чтобы вести войну против голодающих в России. Когда кооператив „Освобождение“ покупал продукты для спасения голодающих, наши буржуазные партии подняли отвратительный вой. Почему же сейчас они не протестуют против закупки продовольствия Врангелем? Они помогают ему. <…> Они хотят использовать врангелевскую армию против болгарского большевизма. Они готовятся совершить государственный переворот, провозгласить военную диктатуру и втянуть болгарский народ в войну против своих русских братьев»{64}.

По одним данным, политическая кампания коммунистов опиралась на полученные партийной разведкой сведения об антиправительственном заговоре, составленном лидерами болгарских монархических организаций и высшими чинами Белой армии. Согласно другой версии, в распоряжении болгарских властей оказались документы, изобличающие белогвардейское командование в заговоре. Похищение и передачу этих документов организовал резидент Разведуправления Красной Армии Борис Иванов, состоявший в миссии советского Красного Креста.

В марте, воспользовавшись конфликтом со стрельбой между русскими и болгарскими военнослужащими в одном из городов, правительство Стамболийского приняло решение разоружить белогвардейские части и предложить эмигрантам либо найти себе работу, либо возвратиться на родину. В результате русские воинские части были расформированы, а военнослужащие переведены в разряд гражданских лиц, добывающих своим трудом хлеб насущный. Осенью из Болгарии были экстрадированы 58 русских генералов и высших офицеров, в том числе и генерал Кутепов, впоследствии возглавивший в Париже Российский общевоинский союз (РОВС).

Но в Болгарии нашли приют не только военные, но и гражданские люди — всего здесь оказалось около 36 тысяч наших соотечественников. Их жизнь сложилась далеко не одинаково. Безусловным уважением пользовалась интеллигенция — артисты, учёные, врачи, инженеры, учителя, агрономы. Многие из них внесли значительный вклад в развитие образования, экономики, науки и культуры Болгарии. Пожалуй, к этой категории эмигрантов применима характеристика болгарского мемуариста: «Русские были приняты радушно и с симпатией. Они внесли в софийскую жизнь новый элемент — мужскую приветливость, женскую грацию и изысканные манеры». Однако вряд ли справедливо распространять такой вывод на всю эмигрантскую массу. Многие русские люди, покинувшие родину иногда даже не по политическим мотивам, а в общем потоке, особенно семейные, оказались в плачевной ситуации, несмотря на помощь благотворительных организаций. Подчас у них не было работы, не было пригодного жилья и не было никакой надежды на будущее. Архивные фотоснимки и мемуары запечатлели без прикрас жизнь несчастных эмигрантов, выполнявших самую тяжёлую и чёрную работу за скромное вознаграждение или просто за прокорм и крышу над головой. Им было не до «изысканных манер».

Впоследствии одни наши соотечественники покинули Болгарию и отправились дальше в поисках лучшей доли, другие натурализовались и обрели здесь вторую родину, третьи оказались в рядах антисоветских и даже профашистских организаций. Но большинство беженцев вернулись в Россию.

Болгарские коммунисты вели агитацию среди эмигрантов, призывая их возвращаться на родную землю. Организацией репатриации занимался Союз за возвращение на родину (Совнарод). Димитров был хорошо осведомлён о деятельности этой организации — там работала Елизавета, вдова брата Николы. Выполняя волю покойного, эта отважная женщина с великими тяготами добралась через границы и фронты Гражданской войны до Софии и привезла бабушке Парашкеве двух внучек — Олю и Веру.

Елизавета рассказала, что пришлось пережить ссыльнопоселенцам в далёкой Сибири. Никола подряжался заготавливать дрова, мостить дороги, пока не заболел. Семью стала содержать Елизавета мытьём полов и стиркой белья. Никола ходатайствовал о переводе в Минусинск, где надеялся устроиться в типографию. Его поддержал врач Енисейской больницы Вицин, известный своим гуманным отношением к политическим ссыльным. Второго августа 1914 года Вицин выдал Димитрову медицинскую справку о том, что тот «страдает туберкулёзным поражением лимфатической железы шейного позвоночника», и рекомендовал минусинский климат, а также хирургическую операцию в Красноярске или Томске. Через месяц губернатор Крафт разрешил Николе поселиться под надзором полиции в селе Усть-Абаканском Минусинского уезда, однако прогрессирующая болезнь помешала переезду. А в направлении на операцию ему было отказано. Паралич ног приковал Николу к больничной кровати в Енисейске. Он умер 28 мая 1916 года[33].