– Но, как вы понимаете, бежать смогут лишь трое из нас, после того как одного заберут в следующий раз…

Матросы слушали, угрюмо уставившись в землю.

– К сожалению, сейчас ничего не вышло. А так бы был для вас приятный сюрприз. Теперь же всё усложняется, потому как, зная о возможности спастись, каждый из вас станет теперь думать о том, чтобы любым способом не дать забрать себя в следующий раз.

Один из моряков неожиданно сказал:

– Плохо же ты о нас думаешь, братик!

Василий покачал головой:

– Такова природа любого человека. Инстинкт самосохранения.

– В жопу инстинкт самосохранения, – возразил старый моряк. – Я пойду следующим.

Все с удивлением вытаращились на него.

– Какая разница, – отмахнулся матрос. – Во-первых, я самый старый из вас, во-вторых, в силу этой же моей старости, я вряд ли выживу в диких условиях. Будем честны, те, кто из вас сможет сбежать из лагеря этих уродов, тоже не факт что выживут. Раз уж нас до сих пор никто не спас, то и смысл цепляться за жизнь эти лишние дни? Ладно, не благодарите.

Растроганные товарищи по несчастью хотели было что-то сказать, но мужчина отмахнулся и сделал нетерпеливый жест связанными руками.

– Не будем тратить время, наш друг уже минут пять как перестал кричать, его уже, наверное, едят, и скоро чёрная гадина вернётся. Давайте лучше продумаем план снова.

Василий быстро повторил основные действия, которые необходимы для побега. Гендальев с глубоким уважением смотрел на достойного человека. Как после этого говорить, что люди существа эгоистичные и в моменты личной опасности готовы пренебречь всем, ради собственного спасения?

Этот пожилой матрос нисколько не колебался и руководствовался в своём поступке лишь общим делом и холодным расчётом. Он был уверен в своей скорой кончине и не питал никаких иллюзий насчёт того, что всех их спасёт какое-то чудо. В своём намерении он исходил лишь из неумолимой логики: «я понимаю, что даже если сбегу – не выживу и я понимаю, что оставаясь здесь, на день или на два дольше, я всё равно умру. Поэтому попробуйте выжить вы, а я умру раньше ради вас».

Это было героическим.

– Как вас зовут? – спросил шёпотом Гендальев.

– Роман Петров, – ответил моряк.

– Я не забуду о вашем поступке до конца жизни, Роман.

И тут же он вспомнил, что его конец жизни не так уж и далёк, ведь у него рак мозга. Быть может это он, Гендальев, должен был остаться здесь в яме и умереть ради спасения остальных? Быть может было бы справедливым сказать сейчас всем о том, что он обречён и что ему нет смысла спасаться? Быть может, это было бы честным?

Быть может, но… Гендальев не смог этого сделать. Он не смог бы этого сделать, даже если бы знал, что умрёт всего на час позже, если не пойдёт на эту жертву сейчас. В последние месяцы он слишком сильно полюбил жизнь и в отличие от Романа Петрова, он ни за что не пожертвовал бы своими последними днями ради других. И ему не было за это стыдно. Он уважал Романа Петрова и был согласен, что сам он, учитывая обстоятельства, заслуживает глубочайшего презрения. Но ему было плевать. Он просто хотел пожить ещё немного. Ещё чуть-чуть. Именно здесь, в этой ужасной реальности, на пороге смерти, Виктор по-настоящему, безоговорочно и жадно цеплялся за жизнь.