Берия дочитывал фрагмент почти шепотом. Ему очень хотелось пить, но воды на столе не было. И как-то паузу надо было взять, но как ее взять, вот в чем вопрос?
– Скажи, Лаврэнтий, ты установил, что хотел Троцкий опубликовать в журнале «Лайф»?
– Нам стало известно, что в конце 1939 года…
– В сентябре, Лаврэнтий, в сентябре…
– В сентябре 1939 года редакция журнала «Лайф» заключила с Троцким договор на две статьи. Одна из них появилась 2 октября. Она называлась «Иосиф Сталин. Опыт характеристики». Реакция на эту статью была настолько негативной, что от публикации второй статьи редакция отказалась. По-видимому, это и есть Вторая статья.
– Этот пасквиль называется «Сверх-Борджиа в Кремле». И ты мне можешь объяснить, почему эта мразь должна еще полгода коптить мэксиканское небо?
– Товарищ Сталин, мы учли послезнания Писателя. Сделали выводы. Группа «Конь» усиленно готовится к акции. Мы максимально ускорим отправку агента Юзика, который войдет в группу «Конь» в день акции, и лично проконтролирует выполнение приказа. Группа «Мать» остается запасным вариантом. Операция планируется на конец марта. Надо дать Юзику возможность на адаптацию и подготовку.
– Пусть твой Юзик там не затягивает, да… по нашим данным (Берия про себя чуть усмехнулся, мол, знает он источник этих данных) Троцкий усиленно работает над большой книгой. Он назвал этот пасквиль скромно и со вкусом «Сталин». Сейчас книга и все черновики у него дома. Один писатель написал, что рукописи не горят. Так вот, пусть товарищ Юзик проверит эту гипотезу товарища Булгакова.
Берия выскочил из кабинета Сталина, как ошпаренный. Это было хорошим знаком, будет землю рыть, собака! Неожиданно Сталин почувствовал, что ему на душе стало как-то легче… В последние дни он вынужден был кардинально изменить график своей жизни. И все из-за Писателя. Теперь самая срочная информация шла от комдива Виноградова Сталину лично в руки. И он занимался этой информацией с десяти утра примерно до полудня, уже после двенадцати включая обычный режим совещаний и приема посетителей.
Но только сейчас Иосиф Виссарионович почувствовал, что такое иметь дело непосредственно с инновременной информацией. И стал понимать Берию, почему тот с таким трудом подавлял желание прикопать Писателя где-то в Завидово. Эта информация вызывала неприятный эффект отторжения. Ее не хотелось принимать и воспринимать. Воспринимать – это касалось сложности самого мыслительного процесса, а вот принимать – это уже сложность психологическая, никак не хотелось верить в то, что дела могут пойти именно так, как описано у Виноградова. Только себе самому Сталин смог признаться, каким громадным усилием воли он преодолевает эти трудности, что работает с информацией Писателя минут сорок-сорок пять от силы. А остальное время «отходит» от нее, восстанавливает психические кондиции. Вот, Берия тоже был в шоковом состоянии от обилия такой информации. Только времени на восстановление не имел. Писатель утверждает, что у Берии сейчас должна наблюдаться так называемая психологическая «ломка». Информация «попаданца», как он себя сам называет, затягивает, создает иллюзию всесильности и всемогущества. Это как мощный наркотик. Мы, семинаристы, и не с такими наркотиками справлялись. И тут Сталин вспомнил тот момент жизни, когда он неожиданно понял, что Бога нет… Это было во время его учебы в духовной семинарии. Правильно кто-то сказал, что духовные семинарии были рассадниками неверия и атеизма. Это правда! А тут еще знакомство с марксистской литературой, которая не просто говорила, что мир устроен несправедливо, тоже мне новость! Она показывала, как мир можно исправить! Это случилось после вечерней молитвы, когда семинаристы уже расходились по своим кельям, иначе эти махонькие комнатки и не назовешь. Его всю службу долбила мысль: «Бога нет». Эта мысль настолько перекрывала остальные, что юный семинарист даже молитвы не произносил, шевелил только губами, а если прислушаться, повторял, как мантру: «Бога нет». Иосиф вскочил в келью и ставился прямо в глаза иконе, на которой был изображен лик с неправдоподобно большими глазами. «Тебя нет!» – твердо и уверенно произнес про себя семинарист. И в этот момент раздался грохот и звон – на втором этаже, сверху его кельи, в учебном классе разлетелось стекло окна, и осколки его падая, пронзали своим звоном барабанные перепонки перепуганного молодого человека. Самое странное оказалось наутро: никто, кроме молодого Иосифа, грохота разбитого стекла не слышал! Он выяснил это, когда убирал с озадаченными семинаристами класс. С тех пор в его душе появилось ЗНАНИЕ. Он знал, что Бог есть. Не такой, как его представляют в семинарии, не такой, как описывает христианство, буддизм или ислам. Он просто существует и все. Это знание Сталин пронесет с собой всю свою жизнь. Но никому про это не рассказывал и рассказывать не будет. Зачем? Это его и только его… Личное!
Москва, 1 марта 1940 года.
Павел Анатольевич Судоплатов шел к себе из кабинета Берии после полученного разноса. Стало ясно, что нарком получил конкретную накачку на самом высшем уровне. Судоплатов коснулись только волны афтершока, как наши заклятые друзья называют короткие судороги земли после серьезного землетрясения. К таким выволочкам Павел Анатольевич относился философски. Избежать их невозможно, игнорировать – опасно. Поэтому грозу надо стоически пережить и выполнить указания начальства. Теперь должен получил накачку и товарищ «Юзеф», он же Йосиф Ромуальдович Григулевич. Этот полноватый круглолицый молодой человек с короткой стрижкой «ежиком» и обаятельной улыбкой на лице, похожий на преуспевающего латиноамериканского бизнесмена, ждал Судоплатова на той же конспиративной квартире, где их свел в конце 1939-го Лаврентий Павлович. Прежде чем выехать на квартиру, Павел Анатольевич отдал указание сотрудникам отдела найти Илью Григорьевича Старинова, который сейчас занимался разминированием на отжатой у финнов территории. Привычно сменив одежду, авто и добравшись до места назначения общественным транспортом, Судоплатов очутился в квартире, которая была целью его нынешнего вояжа.
Юзеф, он же Йося Григулевич, находился на кухне и занимался варкой кофе в турке на газовой плите. Сибаритствовал, одним словом. Узнав, что ему надо очень-очень ускориться, суперагент НКВД (и это не преувеличение)[16] спросил:
– Паша, прости меня за хамство, но что у нас в конторе за кипиш? Мне нужны средства, мне надо время… а тут у вас паровозы бросаются под семафоры!
– Послушай меня, Тома набрал хорошую группу крепких парней, проверенных в Испании, но… они опыта не имеют. Зачистка фигуранта – это не атака на фронте под Мадридом. Ты должен влиться в группу на последнем этапе.
– Зачем мне повторять то, что я уже знаю.
– Ты не знаешь, что Троцкий заканчивает пасквиль про Сталина, а еще в апреле собирается передать свой архив Гарварду.
– Вот оно что!