– А ведь знаете, Алексей Иванович, я сначала подумал, что вы наш с Владимиром Петровичем коллега[22]. Убедился теперь, что это не так. Я ведь такую повесть действительно задумал. Вот только слова еще не написал. И названия не придумал. И про сады – интересная мысль, но я как-то не так думал, да… Может быть, и название подскажите?

Штирлиц никогда еще не был так близок к провалу. Надо было срочно отыгрывать назад.

– Ну уж это увольте, Аркадий Петрович, имя своим произведениям может дать только сам писатель. Это ж как назвать ребенка – дело сугубо интимное!

И вот тут меня опять торкнуло! Это что, получается, я невольно натолкнул Гайдара на сюжетный ход с садами, да еще и подсадил идею дать повести имя сына? Блин! Надо все-таки язык придерживать… Да! Тяжела ты судьба «попаданца». И главный твой принцип должен быть: «не п…, ой, не мусори словами! Вот!».

Не буду говорить, что Маргариту отпустили на ответственное задание в моем сопровождении (для охраны), потому что терять такого ценного кадра «Литературка» не собиралась. Но какой-то чертик выскочил все-таки из табакерки, потому что, когда мы выходили, кабинет петрова покинул и Гайдар, так я остановил его в коридоре, уверился, что мы тет-а-тет, и произнес:

– Вы, Аркадий Петрович сыну своему накажите: его сына, внука вашего пороть! Обязательно пороть! Глядишь, человек из него и получится…

Первого марта сорокового года в двадцать часов и двадцать шесть минут в квартире Зинаиды Виссарионовны Ермольевой раздался звонок. Профессор, которая вымоталась на работе и чувствовала себя отвратительно уставшей, подошла к телефону не сразу. Эта удивительная женщина получила профессора без защиты диссертации, создание холерного бактериофага, разработанный ею препарат оказался эффективным при брюшном тифе и дифтерии. Сейчас в ее лаборатории отрабатывалась промышленная выработка холерного бактериофага, который должен был применяться при вероятной вспышке опасного заболевания.

– Зинаида Виссарионовна? – голос в трубке был незнакомым.

– Да, это я. – голос женщины прозвучал немного глуховато, казалось, скрывать усталость уже не было сил.

– Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин.

Зинаида Виссарионовна похолодела. Она знала, что Иосиф Виссарионович имел такую привычку, звонить кому-то, задавать вопросы, иногда это были совершенно простые, ничем не приметные люди… Усталость слетела с нее, как будто и не бывало.

– Добрый вечер, Зинаида Виссарионовна. Как дела, сестричка[23]?

– Работаем, товарищ Сталин.

– Мы следим за вашими успехами, да… Есть мнение, товарищ Ермольева, что вам надо бросить все свои силы на создание препарата из плесени. По нашим данным, первые полученные результаты очень пэрспективные. У нас сложилось мнение, что вашей лаборатории надо расширяться. Сегодня принято решение о создании научно-исследовательского института. Назовем его институтом антибиотиков. И вы будете им руководить. Да… Бактериофаг пусть до ума доводят коллеги. Считайте главной и неотложной задачей создание препарата из плесени. Справитесь?

– Приложу все силы. – твердо ответила Зинаида.

– Хорошо, сестричка… Думаю, что справитесь. У вас просьбы есть?

– Есть одна просьба. – так же твердо произнесла профессор Ермольева.

– Я знаю эту просьбу, сестричка…

На несколько секунд, показавшихся Зинаиде бесконечными, в трубке стало совершенно тихо.

– Мы сделаем так: дадим ему ответственное и секретное государственное задание. Справится – выпустим. Не справится, больше о нем нэ спрашивай.