Получение образования становится непрерывным и пожизненным процессом, в который преуспевающий специалист вкладывает значительную долю своих доходов. Появление новых технологий требует все новых видов квалификации и обесценивает старые. В этом контексте сложно будет говорить о конкретной профессии или специализации, потому что понятие «профессия» принадлежит индустриальному укладу и в постиндустриальном обществе попросту исчезнет. Зато появятся маркетолог-архитектор-диверсант или биохимик-дегустатор-проститутка – это если очень приблизительно. Конкуренция на рынке труда будет нарастать, и даже вступившие с шефами в связь секретарши станут оказывать эти дополнительные услуги не на любительской основе, а пройдут курсы сексологии, школы гейш и т. п.
На первый план выйдет тенденция к снижению доли работающих по найму и увеличению количества «вольных стрелков». Адвокаты и гинекологи будущего будут непрерывно мигрировать по планете в поисках хорошего заработка: спрос на специалистов очень динамичен, и те, кто не готов сорваться и на следующий же день уехать из Парижа в Гонконг или Кейптаун, окажутся вне игры.
Надо сказать, любимый ученик Соловейчика всей своей жизнью доказал правильность этой теории.
Он смог перебраться из серой зоны в зеленую, получил востребованную профессию и долгожданную стабильность.
Однако годы, проведенные в Волгограде, сделали его алармистом, и он, даже живя в благополучной Канаде, готовил себя к жизни в постиндустриале. Он еженедельно ездил практиковаться на стрельбище и получил лицензию пилота.
Возможно, кто-то назовет идеи этого человека забавными, но только не я.
Я слушала его доводы очень внимательно, потому что хорошо знала, как легко серая зона может перейти в киберпанк и как быстро цивилизованные люди превращаются в зверей. Свежи еще были в памяти Юлины рассказы о событиях в Баку.
Первым делом я подумала о детях. Я поняла всю тщетность своих попыток остановить объединение школ. Асфальтовый каток реформы ехал прямо по нашим малышам. В школе, где учились мои киндеры, состав преподавателей поменялся не в лучшую сторону. К счастью, в нашей семье с физикой и математикой мог помочь Олег, а по гуманитарным предметам могла худо-бедно что-то объяснить я, но с иностранным языком был полный швах.
«Язык – это главное, Катя, – горячо уверял меня Женька. – Если твои дети выучат язык, то им будет открыт целый мир. И учить его надо обязательно с носителем. Представь только, что ты учишь русский с самым лучшим преподавателем русского из Китая. Как ты думаешь: кто лучше будет знать русский – ты или те, кто учился у любого русского носителя?»
Он приводил в пример себя. Когда он приехал в Канаду, то думал, что знает английский. Говорил он и в самом деле довольно неплохо. В итоге канадцы, обманутые его хорошим произношением, расслаблялись и вываливали на него кучу сленга, отсылок на неизвестные ему фильмы, книги и истории. Полгода он не понимал практически ничего.
«Узнать только что приехавшего русского в Канаде не составляет труда, – смеялся он. – Если аборигены задают какой-то вопрос, он застывает с мучительным выражением на лице, пытаясь состряпать в уме правильную грамматическую конструкцию, да так и стоит, беспомощно глядя вслед уходящему собеседнику».
Однако, поинтересовавшись стоимостью уроков с носителем в Москве, я была неприятно удивлена. Их прайс был совершенно неподъемным для нашего бюджета.
«Скока-скока!?! – вытаращил глаза в окошке «С» Женька, когда я ему озвучила цену за час. – Слушай, я тебе найду преподавателей здесь, в местном университете, намного дешевле».
И мы, не откладывая дела в долгий ящик, назначили первую скайп-конференцию с преподавателем из далекого Торонто.
Так нашим преподавателем стал Эндрю – классический англичанин, которого судьба забросила в Канаду. Был он идеальным учителем и смог разговорить как молчаливую Машу, так и медлительного Андрея. В Торонто Эндрю преподавал английский иностранным студентам и подрабатывал в иммиграционном центре. Следующей его российской ученицей стала Олечка Зильберштейн.
Шло время. На волне моего энтузиазма о необычном формате обучения и волшебном учителе узнавало все больше друзей и знакомых. Скоро число студентов Эндрю пополнили университетские подруги Олечки и четверо разновозрастных детей Розы.
Роза, кстати, вышла замуж за сирийца Имрана, добавив в свой грузино-ливанский коктейль еще немного арабской крови. Имран удачно занимался каким-то бизнесом, а чтобы любимая жена не скучала, он подарил ей детское кафе. Новоявленная бизнесвумен в перерывах между родами с жаром организовывала детские праздники и спектакли, устраивала дискотеки и шоу-программы.
Подруга с воодушевлением восприняла мою идею дистанционного обучения, так как ей было тяжело ежедневно возить свою разновозрастную орду по репетиторам. Вскоре детишки свободно лопотали на инглише, как на русском и арабском, приводя в умиление всю многонациональную родню.
Забыла сказать: ливанский дедушка, перенеся сердечный приступ, вдруг пересмотрел свои взгляды на жизнь и все-таки возжелал увидеть свою дочку и внучку.
От Розы и ее детишек он пришел в полный восторг. Начал заваливать их подарками и приглашать в гости. Слух о примирении внучки с одним из дедушек дошел и до грузинской родни. Родители папы тут же решили, что будет несправедливо оставить внуков только одной стороне и начали, в свою очередь, атаковать их подарками и приглашениями.