Людерс дал знак. Из дверей подвала показались в сопровождении конвоя Сергей Стукалов, Иван Субботин, Анатолий Матиевич. Они шли со окрученными за спиной руками. Одежда на Субботине висела клочьями. На теле, казалось, не было живого места. Их остановили в середине полукольца, перед нами.
— Они есть бандиты! — показал на них перчаткой обер-лейтенант и добавил, что каждого из нас ждет такая же участь, если мы вздумаем бежать.
После этого наших товарищей увели под мост через реку Оредеж и расстреляли. Нас загнали в вагоны и увезли на запад. Так я и очутился во Франции.
Вот что я рассказал тогда французу.
— Теперь вы знаете обо мне все! — заявил я ему в заключение. — И я прошу вас дать мне убежище или немедленно переправить к маки. В лагерь я не поеду!
Француз энергично поднялся со стула и стал ходить взад-вперед по комнате. Видно, мой «ультиматум» его рассердил, но он сдерживал себя.
— Вы человек военный, — сказал он строго, — и должны понимать, что такое приказ. А приказ такой: вам оставаться пока там, где вы работаете, вести пропаганду среди русских солдат, информировать их о положении на фронтах и постепенно сколачивать вокруг себя надежное ядро.
— Чей приказ? — спросил я.
— Местной организации Резистанс.
— Резистанс? Первый раз слышу. Что это такое?
— В электричестве — активное сопротивление. В жизни — еще более активное и стойкое сопротивление французских патриотов гитлеровцам. Резистанс объединяет и франтиреров, и маки.
Тогда я еще не разбирался, какая между ними разница, и спросил об этом француза.
— Очень незначительная, — разъяснил он мне. — И те, и другие ведут борьбу за освобождение Франции от оккупантов. Цель, как видите, одна, а средства разные. Маки, или по-вашему партизаны, скрываются в лесах и горах, откуда делают внезапные налеты на немецкие подразделения. Франтиреры внешне ведут обычный образ жизни: спят дома в своих кроватях, работают, гуляют по улицам, сидят в кафе, но тайно состоят в боевых организациях и действуют по их заданиям. Мои друзья; предлагают вам стать франтирером. Вы согласны?
— А какая будет моя задача?
— Кроме того, что я уже сказал, постарайтесь разузнать, где и какие возводятся на побережье оборонительные сооружения. По возможности, подробно и точно…
Так я стал франтирером. У меня появилась цель в жизни. Если до того я долбил землю за черпак брюквенной похлебки и с жадностью съедал эту баланду, чтобы опять долбить землю, то теперь мог мечтать, и мои мечты, начинали становиться явью.
Каждый мой взмах ломом — это, если хотите, удар по своим. И от бессилия изменить что-либо горело в груди, жгло душу и тяжелая наша жизнь становилась еще тяжелее. А теперь все пошло по-иному. Теперь я знал, что нужен Резистанс, нужен незнакомым мне людям, которые борются за освобождение своей страны от фашистов, а это значит, и за освобождение моей Родины. И на душе стало немного веселее.
В то время Франция жила ожиданием второго фронта. Даже высказывались предположения о месте высадки десанта. Одним из наиболее вероятных мест упоминался юг страны. Здесь, якобы, союзники хотят перебросить мост из Африки в Европу. Слухи об этом проникали и к нам. Да, между прочим, мы и сами кое о чем догадывались. Не зря же немцы привезли нас за тридевять земель и заставили строить укрепления. Поэтому понятно, какое важное поручение дал мне хозяин ювелирного магазина.
Среди военнопленных были у меня надежные друзья. Я крепко сдружился с Константином Хлебниковым, Александром Ивановым, Василием Паршиным, Иваном Монаховым. Всякий раз они с нетерпением ждали меня из Безье, зная, что я привезу самые последние, самые свежие сведения о событиях на фронтах. Через них я и начал собирать данные о строительстве оборонительных сооружений. Мне думается, они понимали, что интересуюсь этим я неспроста, но ни о чем не спрашивали, а я до поры до времени решил не говорить им ничего.
Сведения накапливались постепенно. Мы собирали их не день и не два. Все, что рассказывали мне друзья, я должен был держать в уме. Записей, конечно, никаких не вел. Запоминать приходилось многое — и виды оружия, и количество стволов, и калибры, и толщину стен дотов.