Книги

Французские гастроли

22
18
20
22
24
26
28
30

— Гастроли? В Париже?? — тут уж и сам гер Майер проявляет явную лёгкую озадаченность, но никак не комментирует реплику Ханса (или всё же Ганса?) и предлагает нам сесть в авто и отправиться в гостиницу в Сан-Дона-ди-Пьяве. Завтра предстоит долгий путь и надо хорошенько отдохнуть. Судя по тому, что Маркус сам садится за руль машины, он по всей видимости относится к категории заядлых автолюбителей.

Не думаю что он экономит на водителе, имея такую дорогую игрушку. Скорее просто получает удовольствие от управления таким зверем. Интересно, что у него за бизнес? Как-то упустил этот вопрос, а Ханс-Ганс не счёл нужным меня проинформировать. Темнила, блин! Но в гостинице всё прояснилось и тут уже выпадаю в осадок я.

— Гер Майер, Вам звонил Ваш кузен Джейкоб Вонтобель, но Вы были в отъезде. Он просил перезвонить, как только у Вас появится такая возможность. — администратор на ресепшене почтительно склоняет голову перед Маркусом. А у меня в голове вдруг начинает тихо звенеть колокольчик.

— Хорошо, я перезвоню ему из номера. Распорядитесь чтоб в номере этого господина — Майер кивает на Ганса. — поставили вторую кушетку и застелили постельное бельё, сегодня эти молодые люди будут спать в одном номере, а завтра мы съедем.

— Как прикажете, господин Майер! — голос администратора тих и почтителен. Он снимает трубку внутреннего телефона и отдаёт распоряжение: — Поставьте в номере господина Ганса Вонтобеля дополнительную кушетку и застелите постельное бельё! — а у меня в голове уже начинает бухать набат.

Едва войдя в «наш» номер, почти припираю к стенке ошеломлённого моим напором Ханса.

— Ханс, при знакомстве ты сказал, что тебя зовут Ханс, и твоя фамилия Фон Табель, так какого чёрта ты оказался Гансом. А твой отец Вонтобелем?

— Что ты, Мишель! Я так и сказал. Может ты просто не расслышал? А в чём дело? Ты знаком с моим отцом?

Отпускаю Ганса и замираю в оцепенении. Пипец! Вот же я растяпа глухая и чем только слушал? Ещё и поржал про себя, что фамилия барона Фон Табель, как нельзя лучше подходит к знаменитому немецкому орднунгу… Ганс, дружище, твоего отца я не знаю, хоть и много наслышан о нём. Дело в том, что я знаком с тобой и твоим сыном!

Нас познакомили на светском рауте в Берне в двухтысячном году, когда ты был уже глубоким стариком, но твой ясный и цепкий ум поражал многих твоих собеседников своей способностью помнить мельчайшие детали давно минувших дней. И мы с тобой даже немного «побеседовали», минут десять, не больше. Но ты хорошо расслышал и моё имя и мою фамилию.

Но даже и глазом ни разу не моргнул или иным способом не показал, что тебе знакома такая фамилия. А это может означать только одно, что в «том» твоём прошлом меня никогда не было. Ни за что не поверю, что ты бы не вспомнил о «русском пианисте» с похожей фамилией, с которым когда-то провёл несколько интересных и весёлых дней, тем более зная твою приверженность к музыке. А отсюда вытекает закономерный вывод… Я уже не в «своём» прошлом, а в параллельной реальности!

Вот тут-то меня и накрыло. Господи! Я осел на стул и уставился в одну точку. Значит реальность начала меняться и всё что я о ней знаю, может оказаться неверным. А может я не один здесь такой? Может ещё кто-то так же влияет на эту реальность и в итоге мы загоним её туда, «куда Макар телят не гонял»? Получается, что в этом мире через два года мой отец может просто не родиться или умереть от пневмонии вмести с остальными детьми моей бабки? А я? Шанс моего появления на свет в этом мире становится вообще призрачным? Чёрт! Как же мне сейчас хреново от такого понимания.

— Мишель, что с тобой? Ты так побледнел, словно приведение увидел. Тебе плохо? Может позвать врача? — встревоженный голос Ганса вырывает меня из пучины чёрной меланхолии и возвращает к жизни.

— Ганс, не надо врача. Просто мне кажется, что я раздавил эту чёртову бабочку! — мой сухой и безэмоциональный голос пугает моего товарища почище моего убитого вида.

— Какую бабочку? Мишель, с тобой всё в порядке? Может всё-таки вызвать врача? — Ганс встревожен, а вот на меня вдруг неожиданно накатывает эйфория.

Получается, что это новый мир? И он никак не связан с моим? И следовательно мои действия уже не смогут повлиять на будущее «моего» мира и больше нет нужды опасаться, что мои действия кому-то навредят и изменят чью-то судьбу в моём прошлом. Теперь я свободен в своих действиях и могу поступать так, как мне заблагорассудится! У этого мира пока нет будущего и каким оно будет, зависит в том числе и от меня. Я аж зажмуриваюсь от удовольствия и вскочив со стула радостно обнимаю товарища.

— Ганс! Я раздавил эту чёртову «бабочку Брэдбери», так пусть грянет Гром! — смеюсь и кружу Ганса по комнате, а тот не понимает моей бурной радости, но доволен тем, что я вновь стал прежним весёлым и жизнерадостным парнем которого он знает. Я не заметил в какой момент моя новая реальность «отпочковалась» от прежней. Я не силён в теории вероятности и строить гипотезы не стану, мне это просто не нужно. Но я почти физически ощущаю как с моих плеч свалился немалый груз ответственности за судьбы окружающих меня людей.

В том «моём» мире они проживут ту жизнь, что им и суждена была изначально. На это я повлиять уже никак не смогу, но в этом у них, как и у меня впереди «чистый лист». Что на нём будет написано, никто предугадать не сможет, строго определённого и «предначертанного» будущего здесь нет. Есть только накопленная инерция поступательного движения и развития. Природа надо мной посмеялась, она не стала меня уничтожать в старом мире, а просто «выдавила» в новый.

Приняв душ и немного отдохнув, мы с Гансом спросив разрешения у Маркуса отправляемся прогуляться по городу. Я никогда здесь не бывал и мне интересно побродить по этому небольшому городку. Мы с Гансом за три часа исходили это небольшое поселение вдоль и поперёк, но смотреть особенно не на что. Несмотря на то, что после первой мировой войны прошло уже тринадцать лет и городок был основательно реконструирован, до сих пор видны следы отгремевших здесь жестоких боёв между итальянской и австро-венгерской армиями.

Нагуляв аппетит, мы уставшие, но довольные возвращаемся в гостиницу. По дороге привычно закупаюсь местной прессой, благо её тут большое разнообразие. В продаже есть газеты и журналы на любой вкус и на большинстве европейских языков. Как ни странно, но Италия тоже страна многонациональная, так что такое изобилие легко объяснимо и у меня в руках оказывается внушительная пачка, на которую Ганс смотрит с немым удивлением. По его мнению, это напрасная трата денег так как все газеты в основном пишут одно и тоже, но он ещё в Греции привык к таким моим «нерациональным» расходам.