А лучший способ погружения – релакс. Расслабленное состояние. Нежнейшее процеживание по крупицам, тишайшее сдувание песка и отделение зерна от плевел…

Евдокия сделала мощный глоток кофе. Легла на кровать и, закрыв глаза, представила приличную гостиную с отличным мебельным гарнитуром, кожаной диванной тройкой…

«Нет. Стоп. Гостиную Модеста рано вспоминать. Представь себя во дворе… ты сидишь в машине…»

Дуся вызвала из памяти закрытый с четырех сторон двор, окруженный монолитными сталинскими пятиэтажками.

Внутри каре из желтых домов стоит машина. В ней московская сыщица и четыре воропаевца. Чуть поодаль стоит жигуль сопровождения, также забитый седоками под завязку…

Главный в компании медвежатник Копуша. Он дальний родственник смотрящего.

Шаг за шагом, по высоким лестничным пролетам… полутемному коридору квартиры, вскрытой Копушей, Евдокия двигалась по памяти. Вспоминала посекундно. Каждый крошечный фрагмент: кто как смотрел, чего сказал, что сделал…

Она искала не действие, а ощущение… Чувство, ставшее предвестником еще одной, совсем недавней смерти…

Непрошеные гости уже в гостиной Казимировича… Копуша, напевая Хабанеру, шарит по шкафам и ищет скрытый сейф…

Стоп!

Евдокия подскочила. Стоп. «Хабанера»! Перед смертью Копуша напевал ту же мелодию, что и насвистывал Конник, и вчера эта мелодия навеяла Евдокии воспоминания о смертях годичной давности! Копуша – тоже вор, он тоже не скончался от естественных причин. Логично?

Да. Но Евдокия уже не спрашивала себя. Для того чтобы вернуться в события вчерашнего дня, релакс уже не требовался: как только в воспоминаниях возникла ария Кармен, головоломный узор из пазлов годичной разницы сложился полностью! Дуся в точности и безусловно ощутила то самое ощущение предчувствия. Его родила мелодия, которую напевали два энских вора.

Оба уже – покойные. Что подтверждает правильность теории. Две смерти связывала только «Хабанера». «У любви как у пташки крылья…»

Но…

Евдокия вскочила и заметалась по комнате, уже привычно утаптывая появившиеся мысли: здесь есть большая разница. Убийцу Копуши Евдокия знала. Модест прострелил медвежатнику лобовую кость на глазах московской сыщицы.

А сам – погиб. Тоже на ее глазах. Спустя короткое время, в этой же гостиной…

«Думай, Дуся, Думай! В чем здесь связь?!»

Евдокия металась по спальне, от подоконника к двери и обратно, заскакивала в ванную комнату, ополаскивала раскрасневшееся лицо горстями ледяной воды и снова думала, думала, думала…

От серьезнейшей мыслительной нагрузки и полулитра выпитого кофе сердце прыгало в груди как ошалевший заяц. В висках стучало, по ним струился пот…

«Думай, Дуся, думай!»