Книги

Философия достоинства, свободы и прав человека

22
18
20
22
24
26
28
30

Шведский дипломат продемонстрировал выдающиеся организаторские способности. В миссии был создан новый отдел во главе с Валленбергом. По его инициативе в различных концах Будапешта были созданы отделения миссии. Их сотрудники — около 400 человек, в основном, евреи, — после настойчивых переговоров Валленберга с венгерскими властями могли не носить желтую звезду на одежде и имели право свободно перемещаться по стране. Был введен защитный паспорт, обеспеченный личной подписью главы шведской миссии. Обладатель паспорта и его имущество находились под защитой шведской миссии вплоть до отъезда в Швецию.

По воспоминаниям очевидцев, Валленберг в пылу своей спасительной миссии не знал границ. Например, узнав, что с вокзала отправляется состав с евреями в Освенцим, он направился прямо на железнодорожную платформу и вопреки требованию эсэсовца покинуть ее, приблизился к составу. Затем «он вскарабкался на крышу вагона и стал раздавать паспорта через не закрытые еще двери. Приказы немцев сойти вниз Валленберг игнорировал… и продолжал раздавать паспорта в тянувшиеся к нему руки… Как только Валленберг раздал все имевшиеся у него паспорта, он приказал тем, кто шведские паспорта имеет, выйти из поезда к стоявшим неподалеку выкрашенным в национальные цвета шведского флага автомобилям». Так мог действовать человек, образно говоря, ведомый какой-то высшей силой. Такая сила и впрямь присутствовала. Это, на наш взгляд, была христианская мораль, которая неотступно владела сердцем этого человека.

Воодушевленный задачей спасения людей, Валленберг проявлял чудеса изобретательности: по всему Будапешту он скупал дома, объявляя их собственностью шведской миссии. Сие значило, что на них распространялся дипломатический иммунитет, и местные власти не могли ступить на их территорию. В общей сложности до 30 тысяч людей нашли убежище в таких домах.

Людей, озабоченных неистребимым желанием спасти попавших в беду, нередко осеняют самые невероятные идеи. Одной из таковых оказалась идея «охранных пропусков», которая спонтанно родилась во время беседы Валленберга со своим коллегой — вторым секретарём посольства Швеции в Венгрии — Пером Ангером (1913–2002). Иными словами, эти двое подвижников добра и милосердия от дипломатии сами придумали название и бланк документа, который оказывал магическое воздействие на офицеров и солдат вермахта: желто-голубой лист бумаги с тремя коронами, составленный на немецком и венгерском языках и скрепленный несколькими печатями. Суть этих пропусков заключалась в том, что податель сего оказывает важные услуги шведскому королевству и находится под охраной шведского закона. Хотя юридическая сила этого документа была весьма сомнительной, но на практике именно он безотказно действовал в те смутные времена. Евреи, обладавшие подобными документами, имели шанс избежать депортации в нацистские лагеря. Благодаря одной только этой идее получили право на жизнь тысячи людей.

Со временем стал известен малозначительный, на первый взгляд, эпизод, который вместе с тем весьма ярко характеризует Валленберга как глубоко отзывчивого человека: «Перегруженный сверх меры, — сообщается в одной из биографических книг, — и заботясь о судьбах тысяч людей, Валленберг в то же время находил время и для конкретных проявлений доброты. Для евреев были закрыты все больницы. Когда Валленберг услышал, что жена Тибора Вандора, молодого еврея, который работал в дипломатической миссии на улице Тигрис, вот-вот должна родить, он спешно разыскал врача и привез его с молодой супружеской парой на свою квартиру на улице Остром. Там он отдал свою кровать Агнес, будущей матери, а сам устроился спать в коридоре». Учитывая, что Валленберг принадлежал к одной из самых богатых и аристократических семей Швеции, комментарии здесь, как говорится, излишни.

В январе 1945 г., когда оставались считанные часы до взятия города войсками 2-го Украинского фронта под командованием Маршала СССР Р.Я. Малиновского, Валленбергу стало известно, что СС и венгерские фашисты готовятся уничтожить всех узников гетто, числом более 70 тысяч человек. Не раздумывая, Валленберг помчался к генералу СС в сопровождении фотографа. «Вы, генерал, будете нести персональную ответственность перед союзниками, если не будет предотвращено уничтожение гетто», — с порога огорошил дипломат гитлеровца. Генерал дал письменную гарантию, что гетто будет сохранено. Фотограф, сопровождавший дипломата, сделал с этого документа 80 фотокопий, которые затем были представлены представителям оккупационных властей. Карательную акцию удалось предотвратить. Население гетто удалось спасти.

В общей сложности дипломату удалось спасти жизнь свыше 40 тысяч венгерских евреев. На общем фоне жестокости и подлости того времени Валленберг вошёл в историю своим истинно христианским милосердием, гражданским мужеством и воплощением в жизнь подлинных ценностей западной цивилизации. Ведь сферой обитания этих ценностей являются не возвышенные декларации, высокопарные конституции и прекраснодушные хартии, а повседневное поведение людей.

К великому сожалению, в этом вопросе большинство населения Европы не явилось ни носителем, ни хранителем, ни защитником европейской цивилизации. По сути, оно стало пособником нацистского государства в уничтожении своих соотечественников. На защиту европейских христианских ценностей стали лишь одиночки. Одним из первых в этом ряду стоит Валленберг. В этом подлинное историческое значение этой незаурядной личности. Как было сказано в одной из книг, посвященных его памяти, в основе трагедии геноцида «лежит шокирующе примитивное, но необъяснимое желание тысяч самых обыкновенных и нередко образованных европейских мужчин (и многих женщин) уничтожить в своих странах как можно больше ни в чем не повинных евреев. Гитлер предоставил им такую возможность, и они не преминули ею воспользоваться. Они усердно исполняли свою задачу, постоянно совершенствовали свои методы и в общем и целом преуспели. Когда Германия оккупировала Венгрию, мало кто сомневался, какая судьба ожидает большое еврейское население этой страны. Так и вышло, а мир по сути занял позицию стороннего наблюдателя…

Рауль Валленберг был одним из сравнительно небольшого числа европейцев христианского вероисповедания,  которые в 1933–1945 гг. действительно старались прийти на помощь еврейским собратьям. Размышляя о выборе, сделанном Валленбергом, нельзя не задуматься о десятках миллионов людей, отвернувшихся от евреев».

В 1966 г. этому замечательному человеку было присуждено звание Праведника народов мира посмертно. В 1981 г. Конгресс Соединенных Штатов присвоил ему звание почетного гражданина США (за всю историю США, помимо Валленберга, такой чести был удостоен только Черчилль). Видимо здесь уместно упомянуть о создании Международного фонда имени Рауля Валленберга, целью которого стало увековечить память людей, которые рисковали собственной жизнью ради спасения евреев во время Второй мировой войны. Почетными членами этого фонда стали более 60 глав государств и 50 лауреатов Нобелевской премии. Учитывая итоги деятельности Валленберга, надо признать, что он мог бы, смело глядя в глаза не только своим соотечественникам, предстать перед любым народом мира, способным оценить достойное поведение своего собрата по цивилизации.

Сохранив этого замечательного человека от нацистских палачей, судьба, однако, не смогла уберечь его от советских… Как бы в наказание за все свои добрые дела он, иностранный подданный, дипломат нейтральной страны, был арестован на территории Венгрии советскими войсками. 17 января 1945 г. на имя командующего войсками 2-го Украинского фронта, Маршала СССР Р.Я. Малиновского поступила шифровка заместителя Народного Комиссара обороны СССР Н.А. Булганина следующего содержания: «обнаруженного в восточной части Будапешта по ул. Бенцур Р.Валленберга арестовать и доставить в Москву. Соответствующие указания контрразведке «Смерш» даны». Вот таким образом дипломат был арестован, а заодно с ним и водитель посольства Швеции, уроженец Венгрии Вильмош Карлович Лангфельдер (1912–1948?). А 25 января 1945 г. Булганину было доложено: «Арестованный Валленберг отправлен 25.01.45 года. Старший конвоя капитан Зинков М. Н.». А затем оба без каких-либо объяснений были препровождены в Москву и 6 февраля 1945 г. водворены во внутреннюю тюрьму НКГБ СССР в качестве военнопленных. Когда сотрудница шведского посольства перед отъездом на родину спросила у провожавшего их маршалла СССР Р.Я. Малиновского: «А где Валленберг?» — тот, по её словам, ответил очень учтиво: «Он у нас, мадам. Скоро он отправится в Стокгольм и будет там раньше вас, можете быть уверены». Примерно в то же время в ответ на обращение матери Рауля посол СССР в Стокгольме Александра Михайловна Коллонтай (1872–1952) посоветовала ей «не устраивать суеты вокруг Валленберга — это может ему только навредить». И добавила: «Спите спокойно — ваш сын в надежных руках в Советском Союзе». Однако в «надежных руках» СССР можно было заснуть только вечным сном. Да и то лишь после невероятных мучений и унижений.

Заместитель министра иностранных дел СССР Андрей Януарьевич Вышинский (1883–1954) в докладной записке на имя министра иностранных дел СССР Молотова от 14 мая 1947 г. обратил внимание на возросшую активность шведской стороны в установлении местонахождения Валленберга. А посему в этой же записке, ничтоже сумняшеся, предложил: «Поскольку дело Валленберга до настоящего времени продолжает оставаться без движения, я прошу Вас обязать т. Абакумова представить справку по существу дела и предложения о его ликвидации». Попутно заметим, что фасадное лицо советской державы — дипломатическое ведомство — было таким же преступным, подлым и низким, как и её тайное — ведомство слёз и крови, оскорблений и унижений, пыток и бессудных казней.

Из заключения Генеральной прокуратуры России от 22 декабря 2000 г. о реабилитации Рауля Валленберга и его водителя Вильмоша Лангфельдера стали известны следующие подробности. Так, бывший осужденный ИТК N 8 (невдалеке от Москвы), некто Сасовский Е.М. дал показания, что где-то примерно в 1950 г. начальник колонии, в которой он отбывал наказание, будучи в нетрезвом состоянии, разрубил топором дверь радиоузла, где должен был работать осужденный. И, не обнаружив там последнего, объясняя свой поступок, посетовал на нервы, которые у него сдают в связи с тем, что он по указанию руководства вынужден был лично расстрелять много людей. В частности, он также заявил, что «года три тому назад мне поручили жидовского прихвостня из Швеции. Устроили ему прогулку в «Коммунарку», там в лесочке и уложили шведа. Своих не хватает».

Это же надо было родиться в одной из самых родовитых аристократических семей Швеции, получить прекрасное воспитание и блестящее образование, стать выдающимся дипломатом нейтральной страны, спасти десятки тысяч людей, быть убереженным судьбой от нацистов, дожить до окончания Второй мировой войны и быть в итоге подло забитым где-то в лесочке под Москвой в качестве «жидовского прихвостня» каким-то внештатным палачом какой-то зачуханной советской колонии??? Какая чудовищная несправедливость! Какая непостижимая концентрация жестокости, цинизма и лицемерия! Как тут не прийти к горестному заключению, что советская империя была вовсе и не государством, а скорее живодерней, мясорубкой и пыточной камерой в одной ипостаси! В качестве иллюстрации этого прискорбного утверждения к месту привести следующие строки А.И. Солженицына: «Если бы чеховским интеллигентам, всё гадавшим, что будет через двадцать — тридцать — сорок лет, ответили бы, что через сорок лет на Руси будет пыточное следствие, будут сжимать череп железным кольцом, опускать человека в ванну с кислотами, голого и привязанного пытать муравьями, клопами, загонять раскалённый на примусе шомпол в анальное отверстие («секретное тавро»), медленно раздавливать сапогом половые части, а в виде самого лёгкого — пытать по неделе бессонницей, жаждой и избивать в кровавое мясо, — ни одна бы чеховская пьеса не дошла до конца, все герои пошли бы в сумасшедший дом». Ужасную картину оного дополняют воспоминания Е.А. Керсновской. Повествуя о той невероятной легкости с которой уничтожались обитатели лагерной империи, она писала: «Вообще жизнь заключенного ломаного гроша не стоила. Их ставили в условия, в которых они не могли выжить. Так было с офицерами из стран Прибалтики: их держали на Ламе, пока они почти все поголовно не поумирали. Умерли? Тем лучше!

Заключенных ликвидировали по спискам, присылаемым из центра: сколько в одной только Игарке было пущено под лед в 1941–1942 годах! Получен приказ — и выполнен.

Обрекали на смерть целые группы нежелательных иностранцев: китайцы с КВЖД, испанцы, военнопленные японцы — с мертвыми было меньше возни, чем с живыми… Среди нас были две японки, обе учительницы. Маленькие, хрупкие, как куколки. Ночью их вызвали и увели. Стороной мы узнали, что они расстреляны».

Но не только по отношению к живым можно судить об уровне жестокости, бесчеловечности и бездушности государства. В неменьшей степени это проявляется и по отношению к мертвым. Весьма характерный эпизод последнего поведала Е.С. Гинзбург. В частности, о том, как хоронили тех, кто умирал в больнице одного из бесчисленных лагерей большевистской империи она вспоминала: «В морге хозяйничали блатари. Отъявленные урки. Им лень было зашивать трупы после вскрытий, лень копать длинные, по росту трупов могилы. И они свежевали, рубили трупы на куски, чтобы свалить их потом в поверхностную круглую яму за бугром, поросшим лиственницами.

Однажды я встретила этот похоронный кортеж на рассвете, когда побежала в неурочное время в аптеку. На длинных якутских санях трое блатарей тащили рубленую человечину. Бесстыдно торчали синие замерзшие окорока. Волочились по снегу отрубленные руки. Иногда на землю выпадали куски внутренностей. Мешки, в которых было положено зарывать трупы заключенных, благоразумно использовались блатными анатомами для разных коммерческих меновых операций. Так что весь ритуал беличьинских похорон предстал предо мной в обнаженном виде.

В первый и единственный раз в моей жизни приключился тут со мной приступ, похожий на истерический. Мне вспомнилось выражение мясорубка, которым часто определяли наши исправительно-трудовые лагеря. При виде этих груженых якутских саней иносказательный смысл слова вдруг заменился объемной вещественной буквальностью. Вот они — приготовленные для гигантской мясорубки нарезанные куски человеческого мяса! С ужасом и удивлением я услыхала свой собственный удушливый смех, свои собственные громкие рыдания. Потом меня стало отчаянно рвать. Не помню уж, как доплелась до своего корпуса». Право, читая эти строки трудно отделаться от мысли, что называя блюстителей этого режима дикими зверьми, мы незаслуженно оскорбляем животных. Скорее всего, здесь уместнее употреблять термин «негодяи», а построенную ими империю — державой негодяев. И здесь впору только удивляться проницательности русского поэта Сергея Александровича Есенина (1895–1925), который ещё в 1922–1923 гг. написал драматическую поэму «Страна негодяев».

Пожалуй, такую комбинацию изуверских методов истребления, истязания и унижения людей, которую ввела в свой обиход большевистская держава, трудно было сыскать в мировой истории. И уж ни в коей мере она не вправе была связывать свою бесчеловечную практику пусть и с утопическим, но всё же глубоко гуманистическим коммунистическим учением Карла Маркса. Неслучайно известный советский диссидент, генерал П.Г. Григоренко, отдавая дань уважения искренним убеждениям одного своего знакомого, писал: «Идейно он оставался коммунистом, но зато пришел к твердому выводу, что никакого коммунизма в советской стране нет, что люди, правящие страной, обычные гангстеры, заботящиеся только о сохранении своей власти, готовые ради этого пойти на любое преступление». В другом месте своей книги, уже давая собственную оценку господствующей на то время партии власти в СССР, генерал высказался по-военному лаконично и точно: «Бандиты! Гангстеры! Мафия!». Как справедливо заметил по сему поводу А.И. Солженицын: «Самые аляповатые детективы и оперы о разбойниках серьёзно осуществились в объёме великого государства». Заметим: не в бровь, а в глаз. Таковой по существу и была власть лагерной империи, невинными жертвами которой пали десятки миллионов людей. Трудно удержаться, чтобы не привести здесь пророческие строки И.М. Губермана: