Маленькая Депра-Долорес настроена решительно и выглядит крайне воинственно. Анатоль делает шаг назад и пугливо озирается. Но девушки взяли его в кольцо. Они пришли сюда за сказкой, за чудом, и не позволят сломать свои мечты.
Анатоль судорожно сглатывает, примирительно поднимает ладони.
— Хорошо, хорошо. Тем более, мне самому не терпится её поцеловать.
Он подходит к ложу, наклоняется, осторожно касается расплавленного золота волос, будто они и впрямь могут обжечь. И всё-таки целует — нежно, робко, словно извиняясь, что ему приходится это делать.
Сначала ничего не происходит, и уже раздаются разочарованные вздохи. Но тут — длинные ресницы Лидии вздрагивают, трепещут, как бабочки, готовые взлететь, она открывает глаза и ахает.
Анатоль принимает её испуг на свой счёт и порывается уйти.
— Куда же ты?.. — она хватает Анатоля за руку, и несколько секунд они, не отрываясь, смотрят друг на друга. — Ты куда лучше, чем тот, что снился мне.
Её голос нежен, но немного хрипловат после долгого сна. Анатоль улыбается и шагает к ней, присаживаясь рядом на ложе.
— А ты — самое прекрасное из всего, что мне доводилось видеть.
Вокруг раздаются возгласы умиления и восторга. Лидия вздрагивает, прячет личико на плече у Анатоля.
— Не бойся, — нежно говорит он, обнимая её, — они хорошие. Друзья. Идём.
Он спускается, протягивает ей руку, Лидия ещё неуверенно, пошатываясь, следует за ним. Анатоль подводит Лидию к группке девушек.
— Они станут твоими подругами. Познакомься с ними.
Лидия каждой протягивает руку и называет своё имя. Девушка представляется в ответ и повязывает юной сказочнице нарядный браслетик из цветов и лент. Символ девичьей дружбы и доброго расположения.
Браслетов всё больше, а улыбка Лидии всё радостнее и светлее.
Наконец, она останавливается напротив меня.
— Ты — фея, настоящая. Я помню тебя, там, в зале… — она показывает куда-то назад, туда, где, по её мнению, случилась битва с Чёрной Злобой.
— Верно, — говорю я. — И собираюсь стать твоей феей-крёстной. Ведь у каждой спящей красавицы должна быть фея-крёстная.
Девушка просто сияет от моих слов.
— Правда?