Двадцать лет прошло. Появилось ГМО. А я до сих пор не уверен, что если питаться зебрами, у тебя не может появиться полосатый внук.
***
Вот мне и подумалось: если сейчас, на голодный желудок, я съем десять сырых яиц, не стану ли я немного курицей? Ну, нет! Одно дело мы и свиньи – практически одно и то же, и по инсулину и по характеру; другое дело мы и куры. Однако… это как свиньи и рыбы? М-да?!
Все-таки пищу надо термически обрабатывать. Те, кто обрабатывает, те и выиграли в эволюционном процессе, это факт, и не надо об этом забывать. Они просто стали жить дольше и успевали накопить больше знаний и передать их следующим поколениям – простейший способ сохранения накопленной информации. Физическая сила рождает тупость, обработанная пища рождает интеллект. Интеллект порождает мысли. Мысли, даже немыслимые на первый взгляд, выдают решение. Я понял, как решить задачу, если все что «дано» надо съесть и в ответе получить ноль. Омлет!!! Все-таки математика правит миром, не говоря уже про кухню.
О, омлет! Омлет – это вам не яичница, которую случайно изобрели, уронив яйцо на раскаленный камень. Омлет – это мыслительный процесс. И молоко здесь самый главный ингредиент. Но в законе подлости «сбежавшее молоко» занимает место впереди «бутерброда с маслом», потому что сбегает оно молниеносно подло. Еще я знаю, что электроплитка крайне инертный нагревательный прибор, практически не поддающийся регулировке. А если омлет подгорит, это будет отвратительно, лучше сразу превратиться в курицу. Да, я устал, потому что прошел 3,5 часа пешком; да, я голоден так, что руки трясутся; да, мой мозг высосали мертвецы, а мою самооценку – грудастые девицы. Но я должен собраться, должен сконцентрироваться, не думать ни о чем постороннем, не смотреть по сторонам, не отвлекаться, все заранее рассчитать, взвесить и приготовить. Невозможно представить, что еще утром я был дома, в своей квартире.
Я закрыл все двери на крючок. Я отключил плитку, чтобы она не перегрелась. Я подобрал крышку для сковородки. Я измерил водой, сколько стаканов молока уместится в сковороду, с учетом процесса возбухания. Я заменил сковородку на другую, более глубокую, вымыл ее и тоже подобрал для неё ту же самую крышку. Нашел венчик – пружинку, продетую в петлю с ручкой. Подобрал миску для смешивания ингредиентов. Открыл баночку с солью. Снова воткнул штепсель в розетку и началось! Пропорции я установил заранее. Стакан молока – два яйца, венчик; стакан молока – два яйца, венчик; стакан молока – два яйца, венчик. И так до тех пор, пока яйца не закончились. Соль по вкусу, последние обороты венчиком, и я выливаю чуть желтоватую массу на разогретую сковороду. И тут же отключаю плитку от розетки. Секунд через 30-40 снова включаю плитку, слегка помешиваю содержимое, и снова отключаю плитку. Когда почувствовал, что содержимое густеет, накрываю сковородку крышкой и больше не вмешиваюсь в процесс. Но секс штепселя с розеткой продолжается до самого конца – я слежу за ними как последний извращенец. И вот я кончаю! В последний раз разъединяю органы электрической любви и, напевая: «Любовь идет по проводам», не торопясь нарезаю батон. Торопиться некуда, уже ничего не убежит и не подгорит. Чудо свершилось, только ему надо немного остыть.
Когда содержимое первой транспортной ложки сходит на берег, и нежная невесомая масса касается языка – вкусовые сосочки заходятся в экстазе. Я осознаю целую вечность, и еще один день, бесконечный день. И этот день мой.
Глава 4. Мари и Хуан
Ночь выдалась тоже бесконечной – трупаки всю ночь тянулись ко мне и пытались догрызть, но мне было уже почти все равно. Я вскочил «с первыми лучами солнца» (правда, лучей еще не было, лишь слегка забрезжило) и только поэтому, видимо, я уцелел. Я пообещал себе больше никогда не ложиться спать!
Остатки холодного омлета и конец вчерашнего батона составили мой завтрак. Оставив на столе лишнюю сотку для бабы Вари, я тихонечко прикрыл дом и вышел вон.
Сначала я решил спуститься к реке, чтобы сориентироваться на местности. Почти у самого берега стояла обгоревшая деревянная церковь. Она была совсем не похожа на городские церкви, которые я привык видеть, или на церкви с репродукций. Это был великий хендмэйд строителей уже ушедших от нас и забытых в темноте времени. Разглядывая обугленные стропила трёхъярусной конструкции, издалека напоминавшей сторожевую башню кремля, я испытывал благоговение перед их умением созидать. Я почел бы за честь только подержаться за широкую ладонь такого мастера. В сооружении не было плавных линий или изящества тонких деталей. Наоборот, все было грубо, топорно, угловато и на века. Строили, как дышали – без чертежа. Только замысел на песке.
Из-за угла вырулил прямо на меня какой-то старикашка.
– Эй, сынок, табачку не найдется?
– Нет, батя, не найдется. Не курю, – ответил я достаточно грубо, смущенный тем, что был застукан за интимным занятием ощупывания древней постройки.
– Ну, я тогда закурю, – старик присел в проеме церкви. Достал полоску газетной бумаги, оторвал от неё квадратик и свернул кулек для конфет куклы Барби. Наполнив его зеленой травкой из жестяной баночки, он закурил.
С первым облачком дыма я приготовился втянуть запах махорки, который нравился в детстве, но запах меня разочаровал.
– Махра, – откомментировал старик, – может тебе тоже скрутить?
– Спасибо, не надо. Я же не жлоб, отец. Я, правда, не курю.
– Что нравится? – спросил он, закинув голову верх и разглядывая верхние стропила.
– Очень, – сознался я. – Правда, не столько нравится, сколько сожалею. Сожалею, что не застал до пожара, сожалею, что не застал тех мастеров. А Вы их застали?!