– Так они же слуги Господни? – наигранно спросил Пифагор Соломонович, но я реально почувствовал волну уважения, идущую ко мне. До этого я чувствовал, в лучшем случае только интерес.
– Сфигали?! – не выдержал я. – Тогда я буду его референтом. Можно?
– Можно, – тихо ответил Старик, и последняя искра в его глазах исчезла под слоем пепла. Он сразу постарел, вся его спортивность и энергичность исчезли, ершик пригладился. «Ильич сдох, а я Фроська Каплан».
Но образ Ильича в подтяжках, объявляющий о начале дискотеки, мне больше нравился, и я начал снова раздувать огонь. В результате, мы пришли к обоюдному решению, что путь к богу лежит НЕ ЧЕРЕЗ ЦЕРКОВЬ. Что даже политики, по сравнению с церковниками, просто «белокрылые лошадки», и их можно, хотя бы теоретически, поменять. Что безнравственность церковников, не в том, что они торгуют свечками и ритуалами, а в том, что они нарушают антимонопольное законодательство. Узурпировали нашу дорогу к Всевышнему, и пытаются никого не пускать мимо своей церковной кассы. Все кто напрямую к Богу – все враги. А иначе этот самый остроумный бизнес и не сохранить. И так уже более двух тысяч лет. Папе Богу, и его семье, где все мужики, вряд ли это может нравиться, и когда у него кончится терпение одному ему известно. А Пифагору Соломоновичу грустно, что большинство не знает другого пути, а меньшинство вообще потеряло ощущение своей связи с вселенским разумом. Это самые страшные люди, они и не верующие и не атеисты. У них сбой в программе уже в третьем поколении. Помолились и пошли убивать, или наоборот. Им по-тромбону, есть ли жизнь на Марсе или нет, нет вопросов – нет ответов.
После нашей теологической беседы, Пифагор Соломонович понемногу пришел в себя и снова начал источать свет. Приближалась моя станция, и он пошел проводить меня в тамбур. Когда двери электрички открылись, мы с ним очень тепло и крайне неохотно попрощались. А напоследок, уже стоя на перроне, я задал ему последний вопрос:
– Ильич, а женщины будущего будут носить лифчики?
Обращение «Ильич» его нисколько не удивило. Но ничего не ответил «проклятый старик». Ослепил меня улыбкой Чеширского кота и «умчался прочь на своей электричке». А я стоял на перроне и думал, что это было? А было это похоже на шутку «тихо сам с собою». Потому как ничего нового я от Пифагора Соломоновича не узнал и не услышал, даже анекдоты все были старые. Как будто душевно пообщался с зеркалом, а это, похоже, плохо влияет на психику. Мои мысли явно нуждались в дефрагментации, а от эйфории свободы полета не осталось и следа. Я снова побаивался смерти. Единственный вопрос, на который я не знал ответа, так и остался без ответа. А может быть это сейчас самый главный вопрос?! «Жизнь цепь, а мелочи в ней звенья, нельзя звену не придавать значенья».
И я продолжил свой путь, не зная, где заканчивается вопрос и начинается ответ. А может все вопросы риторические? Но, это вряд ли.
Глава 2. Большие дивиденды, или пока мы не научимся летать
Автовокзал в Пыре находился напротив железнодорожной станции. Перейдя небольшую площадь, я сразу оказался у билетных касс. Работало только одно окошко. Я занял место в шумной очереди и начал изучать схему автобусного движения в районе, висевшую на стене. И тут меня прострелило! Прямо в голову! Слева направо.
Чем-чем? Видимо, собственной глупостью. Сейчас я возьму билет до Перерывов и окажусь в среднем течении реки. Намного выше начала заповедника. А мне надо попасть ниже по течению, где заповедник уже заканчивается. Именно там, по слухам и должен обитать мой старик. И зачем я приперся в Пыру? Надо было сесть на автобус и доехать до Старого Яра, там контора заповедника и приблизительно его середина.
Сказалась привычка. Если путешествуешь по реке, путешествуешь всегда сверху вниз, по течению. Да и путь свободного человека должен был обязательно начаться с рельсов и шпал, уходящих вдаль. Но теперь я даже дальше от цели, чем лежа на диване дома. Это если в километрах.
Я задумался. Кайфа от процесса всегда больше, чем от результата; но если цель оказалась недостижимой, кайф от процесса тоже исчезает.
Мои умозаключения были прерваны строгим голосом из окошечка: «Мужчина, вы едете?» Кассирша была очень даже ничего. Обычно таких берут на бензоколонки, для привлечения клиентов. Я купил билет и подумал про нее: «Зачем ты тут сидишь?! Муниципальное предприятие: работы много – денег мало. Могла бы работать на бензоколонке». Потом вспомнил, что это Пыра, и здесь любая работа, как удача. Особенно на автобусной станции. В центре города, официальная зарплата, мужики куртуазные, вроде меня, попадаются. Мне то, конечно, некогда – через 20 минут автобус. Но я успел оценить прикид банковской служащей в окошечке кассы.
Дорога до Перерывов была просто «разбомблена». «Пазик» пробирался по асфальтовой колее, то и дело выезжая на обочину, где только представлялась такая возможность. Опытность водителя и его знание рельефа местности совершили очередное чудо. Ровно через час. Преодолев 30 километров пути. Строго по расписанию. Под аплодисменты пассажиров. Местная традиция – понял я. Автобус пересек мост через Сежу и триумфально «приземлился» в Перерывах. Весь путь, сидя на заднем сиденье, я пытался обдумать дальнейшие действия. Но постоянно вытянутая вверх рука, чтобы не пробить головой потолок при очередной турбулентности, мешала мыслительному процессу. Только выйдя из автобуса, и заполнив легкие воздухом с реки, я успокоился. Вариантов как будто много. Традиционно хотелось спуститься по реке. Перерывы – место, где байдарочники, плывущие с верховий, заканчивают поход. Или плывут дальше. Но все равно останавливаются, чтобы пополнить запасы хлеба и пива: сельский магазин расположен очень удобно, у самой реки. А другие здесь только начинают свой поход. Те, кто заканчивают всегда с завистью смотрят на тех, кто плывет дальше. Это закон жизни, даже несмотря на дождь, мы всегда завидуем тем, кто идет дальше нас.
На противоположном берегу, сразу за мостом, ниже по течению я заметил группу ребят, собирающих байдарки. Они стартуют отсюда, понял я. Может напроситься? Свободные места в байдарках – не такая уж и редкость. Правда, запасные весла берут только придурки или чайники, которые просто забывают выложить лишние. Но я готов грести за всех. Или по очереди. Только зачем я им? Обонянием я, конечно, наделен. А вот обаянием – вряд ли. Да я и не готов сыпать всю дорогу короткими смешными историями… с неожиданной глупостью в конце. Один мой знакомый, с которым я, кстати, плавал на байдарках, сказал, что на байдарках плавают только хорошие люди. Чушь! Как раз те, кто не могут утонуть в силу своей природы, те и плавают. Эх, и почему мне так не нравятся люди?
Несмотря на идиотское сочетание звуков в слове «байдарка»: звучит, как будто рвется брезент. Байдарка – это телепортационная капсула, которая перемещается по воде. Главное – найти силы оттолкнуться от берега. Не у каждого это получается. Но если смогли, если получилось – вы в другом измерении. Пересекаете пространство вместе со временем. Один взмах весла и время отстало. Не беспокойтесь. К утру, пока вы будете спать, время вас нагонит. И с первыми лучами солнца, уткнувшимися в крышу вашей палатки, в мире снова наступит гармония.
Телепортация может завести вас очень далеко. Туда, где не ступала нога человека, только перепончатые лапы ваших коллег с дюралевыми веслами вместо рук.
Что еще мне всегда нравилось в байдарках, это грузоподъемность. Заходите в подъезд обычной девятиэтажки, а там над дверью лифта красной краской написано: «Г/п 380 кг или 5 чел». Это и есть грузоподъемность байдарки «Таймень-3». Пять человек, конечно, не посадишь. Максимум четыре. Четвертый в грузовой отсек, но тоже с веслом; пассажиры не приветствуются, дети тоже гребут. А уж если без четвертого, тогда можно со всем нажитым за долгие годы барахлом, предварительно пропущенного через гидравлический пресс.
О! И, конечно же, Роберт Льюис Стивенсон! Тот самый, кто написал «Остров сокровищ», тот самый, кто написал «Вересковый мед» (он еще много чего написал). И тот, кто сумел наполнить байдарки смыслом. А Роберт то Льюисович, безусловно – классик. И к классикам принято прислушиваться, если вы, конечно, не последний гопник. Книга называется «Путешествие вглубь страны». 1878 год. Можно считать, это первым описанным случаем, когда байдарки использовались для путешествия, а не для спорта, охоты на тюленей или рыбной ловли. «Трое в лодке» появились существенно позднее, но тоже здорово, и тоже про это – вниз по течению. Стивенсон описал это так: «Я каждую минуту жил за троих. С каждым ударом весла, с каждым речным поворотом я выигрывал десять очков у смерти. Мне редко удавалось получать с жизни подобные дивиденды». Он назвал это «забить в мужественный барабан».