При сравнении «Перечней болезней» 1931 и 1944 годов становится очевидным, что жесткость эксплуатации ГУЛАГа не ослабевала с течением времени. Тяжелобольные нетрудоспособные заключенные продолжали выполнять тяжелую физическую работу, что еще больше подрывало их здоровье. Тем не менее высшее руководство ГУЛАГа выставило «Перечень болезней» 1944 года как документ, созданный для улучшения физического состояния заключенных. Начальник Санитарного отдела Лойдин настаивал на том, что новый перечень «внес определенную ясность в определение категории заключенных и в значительной степени позволил устранить неопределенность и путаницу, которые существовали в этой области. Этот документ, разрабатываемый Санитарным отделом в течение многих лет, сыграл огромную роль в улучшении и сохранении физического состояния контингентов»[82]. Аналогичным образом в мае 1947 года начальник ГУЛАГа Наседкин восхвалял Приказ НКВД № 00640, касающийся снижения заболеваемости, смертности и кардинального улучшения физического состояния заключенных. С его точки зрения, это распоряжение внесло радикальные изменения («коренной перелом») в лагерные условия[83].
Но не все были с этим согласны. Начальники лагерных санчастей, которым приходилось применять «Перечень болезней» на местах, рассматривали документ 1944 года как жесткий ревизионный шаг. На встрече с Лойдиным в сентябре 1945 года начальник Санитарного управления Новосибирских областных лагерей и колоний, некий Прохоров, подверг «Перечень» резкой критике. Он обратил внимание на инструкции, регламентирующие наиболее распространенные заболевания, в частности пункт 38, который предписывал «категорию три – индивидуальный труд» при «обширных рубцах, переходящих в язвы или в ткани, препятствующие движению или надеванию одежды и обуви»[84]. По словам Прохорова, большинство этих заключенных относилось не просто к нетрудоспособным, а к «инвалидам, практически прикованным к постели», которые должны были признаваться таковыми и подлежать освобождению как неизлечимые. Кроме того, он процитировал пункт 43, который относил к «категории три – легкий физический труд» тех, чьи болезни предполагали «полную неподвижность или малоподвижность крупных суставов, значительно ограниченное движение конечностей в результате травматического повреждения или хронического заболевания костей, мышц, сухожилий и суставов»[85]. Прохоров настаивал на том, что в большинстве случаев эти заключенные ни на что не способны и не в состоянии что-либо делать, поэтому им нельзя назначать даже легкий физический труд третьей категории. Лойдин отверг эту критику и высказал мнение, что «Перечень болезней», по сути, и так слишком мягок. «Возьмите колхозы, – возразил он Прохорову. – Вы найдете в них пожилых людей с [острыми] грыжами, но они работают!»[86] Однако неустрашимый Прохоров продолжал настаивать на своем. Он сослался на пункт 67, в котором говорилось: «Отсутствие, значительная укороченность или неподвижность двух пальцев или одного большого или указательного пальца на правой руке; отсутствие фаланговых костей на двух и более пальцах правой руки без утраты функций конечностей – категория два»[87]. Прохоров утверждал, что заключенные без большого пальца строго ограничены в возможностях и далеко не всегда могут относиться ко второй категории, предусматривающей средний физический труд[88].
Несмотря на критику со стороны подчиненных, начальник Санитарного отдела ГУЛАГа отказался принимать во внимание аргумент, что новый «Перечень болезней» является серьезным пересмотром прежней практики. Солженицын называл это «общим законом об обратной зависимости социального положения и человечности» [Солженицын 2006: 449]. Защитная позиция Лойдина хорошо показывает менталитет сталинского руководства. Он утверждал, что было бы очень просто назначать заключенным с признаками выраженного недостаточного питания «категорию три – легкий физический труд» вместо «категории два – средний физический труд», как диктует перечень, одновременно предупредив «товарищей, подверженных панике», о необходимости рассмотрения последствий подобных изменений:
Мы думали об этом, товарищи. Но рассудите сами, сколько людей сейчас испытывают нехватку питания. Я утверждаю, что это изменение можно легко внести, однако если мы его примем, то сделаем большую ошибку… Мы «перевернем контингент» с ног на голову. Весь наш полезный «полноценный» контингент попадет в неполезную категорию. Была проведена большая работа по составлению этих инструкций. Вы сами знаете, что мы жили без инструкций… Это [внесение изменений в «Перечень болезней»] может и не оказать большого влияния на ваш собственный контингент, но для другого контингента, например, в таежном лагере, это имеет очень важное значение[89].
Такой комментарий Лойдина ошеломляет, поскольку является фактом признания того, что классификация заключенных в соответствии с истинными показателями плохого здоровья, особенно в самых жестоких районах, таких как тайга, лишила бы ГУЛАГ рабочей силы.
Солженицын назвал ГУЛАГ «мясорубкой для неугодных миллионов», что так же хорошо подтверждается фактами [Солженицын 2006: 512]. В соответствии с собственными гулаговскими категориями и определениями, явно занижавшими критические показатели состояния здоровья, трудовые лагеря производили истощенных и инвалидов поистине в массовом масштабе. В 1930 году 44 % заключенных считались годными ко всем видам работ, а к 1940 году уже только около трети всех заключенных считались годными к тяжелому физическому труду, то есть к основному труду в ГУЛАГе [Безбородов 2004: 139–140]. Во время войны физическое состояние заключенных стало еще хуже. В 1941–1945 годах примерно половина всех заключенных ГУЛАГа была признана либо инвалидами, либо годными только к легкому физическому труду. Инвалидные и легкие трудовые категории применялись к наиболее истощенному и ослабленному лагерному контингенту. Физическое уничтожение заключенных продолжалось и после войны, поскольку факты свидетельствуют о том, что со временем жестокость режима ГУЛАГа только усиливалась. 1947–1948 годы ознаменовались ошеломляющим показателем: 60 % всех заключенных сталинских трудовых лагерей и колоний были признаны либо инвалидами, либо годными только к легкому физическому труду[90].
Мясорубка продолжает перемалывать
После 1947 года ГУЛАГ значительно расширился и в годы, предшествующие смерти Сталина в 1953 году, достиг своего апогея во многих аспектах. Численность заключенных резко возросла, и МВД взяло на себя новые, более серьезные экономические задачи. В последние годы сталинского правления число заключенных ГУЛАГа почти удвоилось и составило около 2,5 млн человек. Увеличились и сроки наказания как за политические, так и за уголовные преступления. Двадцатипятилетний приговор, относительно редко назначаемый в предвоенные годы, после войны стал для контрреволюционеров обычным явлением [Кокурин 2000: 433–434; Соломон 1998: 405–444]. Сталинскими указами от 4 июня 1947 года о хищении государственной и личной собственности рядовые рабочие и крестьяне приговаривались к лагерным срокам до 25 лет[91]. В основном именно в результате этих драконовских указов о хищениях в лагеря и колонии хлынули новые заключенные, что привело к серьезной переполненности и ухудшению условий жизни, выражавшихся в нехватке продовольствия и плохой санитарии, а это, в свою очередь, снижало и здоровье заключенных, и производительность труда. В конце 1940-х годов, по словам Й. Горлицкого и О. В. Хлевнюка, «при продолжении такого курса масштабы ГУЛАГа и удельный вес населения, подвергавшегося различным преследованиям и дискриминации, могли достичь критического уровня, угрожавшего подорвать социальную стабильность» [Горлицкий, Хлевнюк 2011: 155].
Одновременно в последние годы сталинского правления эксплуататорский режим ГУЛАГа не ослабевал, а, напротив, усиливался. Мемуаристы отмечают, что в 1940-е годы «все это приобрело массовый характер… раньше было мягче… чем больше лагеря расширялись, чем больше начались события ближе к 37 году, тем больше режим ужесточался» [Эпплбаум 2006: 134][92]. В конце 1940-х годов Сталин инициировал новые кампании политических репрессий как в своей стране, так и в Восточной Европе [Kramer 2014: 295–315]. В это же время режим разработал очередной «Перечень болезней», усиливающий гулаговскую эксплуатацию. 25 июня 1949 года МВД издало приказ № 0418, касающийся последнего пересмотра категорий физической трудоспособности и перечня заболеваний. В его преамбуле министр внутренних дел С. Н. Круглов выразил удовлетворение предыдущей версией категорирования и объявил, что она больше не актуальна. Круглов расхваливал приказ НКВД № 00640 от 1944 года за то, что он «ввел практику распределения заключенных по различным категориям физического труда в соответствии с их физическим состоянием» и другие «меры по улучшению условий их содержания и применения в работе» [ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1a. Д. 313. Л. 7]. Примечательно, что этот руководитель охарактеризовал документ 1944 года как мягкий, снисходительный и соответствующий только военному времени и непосредственно следовавшими за ним послевоенным условиям. Круглов продолжал безосновательно утверждать, что «в настоящее время… условия содержания заключенных в целом улучшились», и заявлял, что поставки продуктов питания, одежды и других товаров для заключенных осуществляются бесперебойно[93]. Таким образом, по словам Круглова, наступило время упорядочения категорий физической трудоспособности.
Новый «Перечень болезней» полностью разоблачил нарастающую жестокость режима ГУЛАГа. Приказ МВД № 0418 возвратился к старой трехуровневой системе и определил три категории более строго, чем версия 1931 года[94]. В 1949 году первая категория применялась ко всем заключенным, практически годным к физическому труду. Другими словами, заключенные просто должны были быть работоспособными или пригодными для использования, следовательно, большее число людей принуждалось к тяжелому физическому труду. В отличие от перечня 1944 года, обновленную первую категорию теперь присуждали всем заключенным, пригодным к тяжелым и средним работам. Таким образом, заключенные, назначенные ранее на среднюю работу, автоматически переводились на тяжелый физический труд. Вторая категория теперь охватывала большее число инвалидов и применялась к физически неполноценным заключенным, которые не могли быть привлечены к тяжелому физическому труду. Они перемещались в категорию легкого физического труда со скидкой 15 % [в производственных целях], либо в категорию среднего со скидкой 30 %, либо для них определялись специальные виды работ без каких-либо послаблений[95]. Так и осталось неясным, разрабатывал ли ГУЛАГ какие-то директивы относительно тех видов работ, которые должны были назначаться наиболее истощенным заключенным[96].
В конце 1940-х годов режим ГУЛАГа по своей сути стал более эксплуататорским. Перечень 1949 года свел старые категории тяжелого, среднего и (в меньшей степени) легкого труда в первую категорию – «практически годен к физическому труду». Вторая категория предназначалась для очень ослабленных и для тех, кто ранее попадал в «категорию три – индивидуальный труд», но при этом все еще находились на ступень выше категории инвалидов. В значительной степени вторая категория в версии 1949 года соответствовала «категории три – индивидуальный труд» в версии 1944-го, то есть назначалась тем, кто был еще слабее заключенных, которым ранее обычно полагался легкий физический труд[97]. Как и в предыдущих вариантах, предполагалось переосвидетельствование наиболее ослабленных каждые три месяца для выяснения возможности их перевода в более напряженную категорию физического труда, в то время как заключенные, считавшиеся пригодными для тяжелого физического труда, застревали в своей классификации на шесть месяцев[98]. И наконец, категория инвалидов стала назначаться «заключенным, страдающим тяжелыми хроническими заболеваниями или физическими ограничениями, в связи с которыми они не могут ни работать, ни использоваться в работе в соответствии с их “остаточной трудоспособностью”»[99]. Таким образом, инвалидная категория стала заключительным этапом «выжимки» заключенных в процессе труда. «Перечень болезней» 1949 года принуждал всех, за исключением совершенно ослабленных, к тяжелому физическому труду.
В последние годы сталинского правления руководство ГУЛАГ МВД особенно заботилось о максимизации коэффициента использования рабочей силы, что отражено документально. В перечне 1949 года весьма четко подчеркивался сам факт трудовой эксплуатации. Полное название этого документа «Перечень основных заболеваний, физических недостатков и недостатков в развитии, препятствующих отнесению заключенных к категории № 1» четко свидетельствовало о произошедшем смещении акцентов. Сталинское руководство все более сосредоточивалось на том, чтобы заключенные не могли получать освобождение от тяжелого физического труда. Более ранние версии «Перечней» назывались по-разному, но в них подчеркивалась недопустимость неверной классификации или досрочного освобождения, например «Перечень болезней для досрочного освобождения» (1931) и «Перечень основных болезней, физических недостатков и пороков развития для определения соответствующих категорий или признания инвалидности» (1944). Таким образом, в предыдущие годы руководство ГУЛАГа ориентировалось на минимизацию числа заключенных, классифицируемых как инвалиды и, следовательно, имеющих право на досрочное освобождение. Теперь же ставилась иная главная цель – максимальное привлечение заключенных к тяжелому физическому труду. Руководящие указания направлялись представителям лагерной администрации, от которых зависело освобождение заключенных от тяжелого физического труда. Максимизация этой формы работ стала первостепенной задачей для всех, кроме самых изможденных и нетрудоспособных. «Перечень болезней» 1949 года был направлен на увеличение коэффициента трудового использования заключенных путем принуждения более слабых к более тяжелым работам.
Лишь только для самых больных и изможденных заключенных ГУЛАГ приберегал понятие «инвалид». Чтобы классифицироваться таким образом, человек должен был быть полностью слепым, иметь силикоз третьей стадии или не менее четырех приступов астмы в месяц. К категории инвалидов также относились лица с «обезображивающим воспалением», хроническими заболеваниями сухожилий, мышц и суставов, приводящими к полной потере подвижности, а также заключенные, демонстрирующие выраженные признаки старческой дряхлости. Вторая категория также содержала не менее яркие описательные образы, на что были свои причины. МВД использовало эти инструкции с целью донести до лагерной администрации, что только самые тяжелобольные заключенные могут быть освобождены от тяжелого физического труда. Под классификацию второй категории попадали доброкачественные опухоли, затрудняющие ношение одежды или ухудшающие работу органов, очень большие грыжи, зоб, ухудшающий работу соседних органов, и потеря зрения на один глаз[100]. Эволюция различных версий «Перечня болезней» показывает, что вариант 1949 года значительно усилил физическую эксплуатацию: почти все заключенные были вынуждены выполнять тяжелую физическую работу.
С 1930-х по 1950-е годы все большее распространение приобретала практика привлечения заключенных к тяжелому физическому труду независимо от состояния их здоровья. Руководители МВД и ГУЛАГа хотели выделять как можно меньше рабочих мест больным и инвалидам. В письме Круглову от 4 ноября 1950 года начальник Главного управления ИТЛ МВД Г. П. Добрынин утверждал, что категории физической трудоспособности должны быть в значительной мере отброшены и учитываться только при переводе заключенных в другие лагеря. Он считал, что ГУЛАГу больше нет необходимости продолжать подбирать заключенных для тех или иных работ исходя из состояния их здоровья. Кроме того, лагеря не должны переводить ослабленных заключенных на менее напряженную работу. Добрынин писал руководителю МВД следующее:
В настоящее время, в связи с введением денежных выплат за выполненную работу и общим улучшением физического состояния заключенных, их интерес к результатам собственного труда значительно возрос. Таким образом, отпадает необходимость делить заключенных на категории в зависимости от их физического состояния. Именно поэтому ГУЛАГ МВД СССР считает целесообразным ликвидировать разделение заключенных по категориям физического состояния, установленным Приказом МВД № 00418. [Нам] больше не нужно предоставлять какие-либо скидки для менее трудоспособного контингента, используемого на работе в лагерях и колониях. Отмена этих категорий позволит нам улучшить использование заключенных на производстве[101].
Фактически это означало отход от прежней политики ГУЛАГа, эскалацию режима эксплуатации человека в лагерях и отсутствие каких-либо смягчений требований по отношению к ослабленным заключенным, привлеченных к тяжелому труду.
В последние годы сталинского правления система эксплуатации усилилась, когда начальник ГУЛАГа отменил все поблажки для ослабленных. И здесь снова обнаруживается обратная зависимость между социальным положением и человечностью. Добрынин искренне считал, что заключенные с ухудшающимся здоровьем должны использоваться на основных лагерных работах, а не на более легких видах работ, а персоналу лагеря следует стремиться максимально использовать заключенных именно на основных работах. В июле 1951 года Санитарному отделу было поручено «пересмотреть существующую систему использования труда лагерных заключенных в свете изменения категорий, использования большего количества контингента на основной работе и максимального использования их труда»[102]. Даже самые ослабленные заключенные назначались на основные работы и привлекались к тяжелому физическому труду. Таким образом, в последние годы сталинской власти руководство ГУЛАГ МВД лишь увеличивало интенсивность физической эксплуатации в лагерях.
После пересмотра категорий физической трудоспособности в 1949 году большая часть заключенных была вынуждена выполнять тяжелую физическую работу. Поскольку политика «закручивания гаек» была направлена именно на заключенных, их здоровье ухудшалось еще сильнее. Согласно собственной статистике ГУЛАГа, только около 60 % людей, содержавшихся в сталинских трудовых лагерях и колониях, могли соответствовать самой нижней планке, которая квалифицировала бы их как «в основном пригодных для физического труда». В 1949–1951 годах общее физическое состояние заключенных по всей системе ГУЛАГа было следующим: примерно 60 % относились к первой категории, 30 % – ко второй и 9 % составляли инвалиды[103]. Однако в отдельных лагерях картина была еще хуже. Например, в марте 1950 года в лагерях и колониях, находившихся в ведении МВД Хабаровского края, содержалось 24 235 заключенных, причем «в основном пригодных для физического труда» было менее половины[104].
Недавно рассекреченные архивные документы ГУЛАГа, касающиеся здоровья заключенных, раскрывают последствия тяжелой физической эксплуатации и невозможность достижения утопических производственных целей за счет максимального использования больного и ослабленного контингента. Подобные документы всех видов окружала большая секретность, специальным и инвалидным лагерям давались загадочные или эвфемистические названия, а любые упоминания о болезнях, смертях или работоспособности заключенных в телеграммах маскировались с помощью кодовых слов[105]. Строжайший режим секретности, соблюдавшийся в ГУЛАГе, предусматривал засекречивание данных не только о массовом голоде и болезнях, но и о самой природе и расположении лагерей. Учреждение использовало условные коды для описания наиболее смертоносных мест заключения и запрещало обозначать их на топографических картах.
Как объясняет М. Харрисон, «печатные карты не были востребованы, поскольку содержащаяся в них информация относилась к числу главных государственных секретов советской эпохи» [Harrison 2013: 1115]. Информация о смертности заключенных в лагерях также скрывалась и искажалась. Сталин систематически маскировал уничтожение людей в исправительно-трудовых лагерях, применяя часть 8 статьи 457 Уголовно-процессуального кодекса, которая делала возможным плановое освобождение «неизлечимых» из ГУЛАГа.