Захватив своего помощника Беленького и оперативного сотрудника, Дзержинский вышел из подъезда и распорядился ехать в Денежный переулок. Перед тем заехали еще в Наркомат иностранных дел, пригласили заместителя наркома. Ехали молча, подавленные случившимся. Никто ничего не знал. Дзержинский мог только предполагать, какие силы действовали в этом террористическом акте. Напрягая память, он вспоминал последние события, которые могли иметь отношение к убийству германского посла.
Недели три назад из германского посольства поступили туманные сведения о том, будто кто-то на кого-то готовит покушение. Доктор Рицлер, первый советник графа Мирбаха, известил об этом заместителя наркома иностранных дел, а тот предупредил Дзержинского. Как ни голословны были слухи, Феликс Эдмундович поручил своим заместителям расследовать поступившее сообщение.
Затем неопределенные слухи стали обрастать новыми подробностями. Из посольства от доктора Рицлера поступили списки адресов, по которым якобы можно найти преступников. Рицлер располагал даже текстом антигерманской листовки, который он и приложил к спискам адресов. Листовку прислали в переводе на немецкий язык, оригинала не было.
У председателя Чрезвычайной Комиссии складывалось впечатление, что немцы сами занимаются расследованием, что у них существует своя посольская контрразведка. Но чего-то они не договаривают, уклоняются от ясного ответа на вопрос, откуда им все это известно. Тем не менее оперативные работники из ЧК провели обыски в квартирах, указанных советником Рицлером. Но ничего не обнаружили. За отсутствием улик пришлось задержанных освободить.
Тогда появилась мысль: может, кто-то шантажирует сотрудников германского посольства? Им подбрасывают ложные сведения ради каких-то целей?.. Все оставалось неясным и непонятным.
И вот неделю назад через замнаркома иностранных дел поступил новый материал из германского посольства. На этот раз сообщали, что на сотрудников посольства и представителей Советской власти готовится покушение. Доктор Рицлер настаивал: надо сегодня же в девять часов вечера — именно в девять — послать людей на Петровку, в дом 19, для обыска и ареста преступников. Доктор предупреждал: если там обнаружат зашифрованные материалы, надо немедленно доставить в посольство, где их тотчас же расшифруют. Советник посольства назвал даже фамилию хозяина квартиры — Адрианов. У него живет якобы англичанин Уайбер, на него и следует обратить особое внимание, Уайбер и есть главный организатор заговора.
— Ну, что вы об этом думаете? — спросил Дзержинский, когда Мартин Лацис доложил ему о документах, поступивших из немецкого посольства.
— Чувствую себя, как бычок на веревочке, — ответил Лацис. — Иду, куда меня тянут... Создается впечатление, что немцы сами занимаются расследованием, а когда у них не получается, обращаются к нам.
— Нам, видимо, не доверяют, — добавил Петерс.
— Так вот, надо об этом прямо и сказать немцам, — заключил Дзержинский. — Пусть не мешают нам работать... А обыск по новому адресу надо провести и появиться там точно в указанное время.
Ровно в девять оперативная группа чекистов была на Петровке. Мистер Уайбер назвал себя учителем английского языка, уверял, что политикой не занимается, не имеет к ней никакого отношения. Но в книге, лежавшей на столе, обнаружили зашифрованные записи. Англичанин сказал, что впервые видит эти листочки, не понимает, как они могли попасть в его книгу...
Один из листков отправили в германское посольство. Наутро получили его обратно. В расшифрованной записке ничего существенного не сообщалось, но в ней упоминалась осведомительница германского посольства. Однако вместо фамилии стояло многоточие. Доктор Рицлер по-прежнему не доверял чекистам.
Феликс Эдмундович позвонил замнаркому иностранных дел и попросил передать в посольство: он настаивает на том, чтобы доктор Рицлер познакомил его с осведомителем и передал в распоряжение ЧК дополнительные материалы, имеющиеся в посольстве.
Доктор Рицлер сам приехал к Дзержинскому. Сопровождал его лейтенант Миллер, заместитель военного атташе. Советник привез ключ от шифра и пообещал на другой день привезти к Дзержинскому главного осведомителя. Сделать это он согласился при одном условии: осведомителю будет гарантирована полная неприкосновенность.
Дзержинский спросил:
— Скажите, доктор, чем объяснить недоверие, которое проявляет к нам германское посольство?
— Откуда вы это взяли? — возразил Рицлер.
— Я говорю на основании фактов. Ну, например, даже в записке, которую расшифровали, вы не называете фамилию осведомительницы. — Дзержинский протянул Рицлеру расшифрованный текст. — Согласитесь, что это затрудняет расследование.
— Нас уверяют, что ваша Чрезвычайная Комиссия смотрит сквозь пальцы на заговоры, направленные против безопасности членов германского посольства! — выпалил Рицлер. Он заколебался, но все же добавил: — В том числе и вы, господин Дзержинский... Это понятно. В ваших глазах германское посольство представляет страну, которая продиктовала условия перемирия, не совсем выгодные для России. Мы с вами еще далеко не друзья... Граф Мирбах участвовал в подготовке Брестского договора, который вы называете «похабным».
— Благодарю за откровенность... Но вы смешиваете две стороны вопроса — личные и государственные отношения. Разрешите мне тоже быть откровенным. Что касается лично моей точки зрения, вы, может быть, и правы: у меня нет симпатий к стране, вернее — к правительству, которое могло так поступить с Советской Россией. Но в то же время на мне лежит ответственность за охрану государственной безопасности, в том числе и посольств, аккредитованных в Москве. Не так ли? Поэтому все, что вам сообщают, — выдумка и чепуха. Меня интересует иное: кто и зачем это делает? Вам не кажется, что вас кто-то интригует, господин советник?