Разумеется, жду кое-кого. Есть у меня одна мыслишка, но подлая и глупая. Вот и жду эту женщину! Чем черт не шутит. Вдруг придет, т. е. появится, возникнет, соткется из воздуха — и во всем признается!

Но она, видимо, не хотела или не могла появиться. Но я чувствовал, был уверен, что она появится непременно. Просто нужно ей решиться, но время, время! И я решил спросить князя Андрея, чтобы выиграть это время, да и читателю моему, думаю, интересно узнать, как у них с Парашей все сложилось.

— Князь, — подошел я к нему. — Если вам это будет неприятно, то не рассказывайте, но…

— Вы хотите узнать, — улыбнулся князь Андрей и засмущался, — как мы с Жаннет и с Бутурлиным в Арсенальный город съездили?

— Да, расскажите, если можно!

— Но, — замялся князь и еще больше залился краской.

— Нет, — вдруг воскликнул Павел Петрович, — он вам ничего не расскажет! — И заговорил весело: — А если и расскажет, то из него рассказчик скверный. Да он там, поди, ничего и не видел. А если видел — не запомнил. Я лучше его расскажу, хотя и не был там. — И Чичиков посмотрел на князя: — Вы позволите? — Князь кивнул головой — и Павел Петрович заговорил, заговорил вдохновенно. Не раз он, видимо, рассказывал это — и, скажу откровенно, ему доставляло это неизъяснимое наслаждение!

— В дом к капитану Миронову, — начал свой рассказ Чичиков, — они во втором часу по полудню нагрянули! Самого капитана, точнее — обоих капитанов, они там не застали. Первый капитан, капитан артиллерии в отставке Тушин в фабричной конторе с князем Николаем Андреевичем Ростовым отношения выяснял — фельдъегерей наших в укор ему ставил. Чем это кончилось, говорить не буду. Капитан же Миронов все еще во дворце пребывал — от потрясений отходил. И замечу, от сих потрясений я его избавил, как только от дел своих освободился: с вами, князь Андрей, переговорил; с Жаннет и Бутурлиным все точки над «и» поставил.

— То есть пороховой заряд под перину ей подложили! — тут же уточнил всем Христофор Карлович.

Разумеется, это уточнение, пороховое, Бенкендорфа Павел Петрович проигнорировал, даже в сторону его не посмотрел.

— Вот они, когда я им мозги вправил, они и понеслись в Арсенальный городок Пульхерии Васильевне тоже мозги вправлять! Чтобы она драгуну письмо Александра Васильевича Суворова сдуру не отдала. Но было уже поздно. Сдуру она это письмо Порфирию Петровичу отдала, а тот — драгуну.

— А откуда вы знали, что это письмо у нее? — спросил я его вкрадчиво. — Ведь никто не знал, даже старый князь, кому Суворов свое письмо на хранение отдал!

— Я ему сам это посоветовал. — отмахнулся между делом от моей, так сказать, докучливости он — и тут же выговорил мне строго: — Не мешайте мне рассказывать!

— Вы, поди, и Павлу Петровичу, государю нашему, посоветовали, как им с Александром Васильевичу эту Византийскую кампанию провести?

— Нет, чего нет… того нет! Я им «Матрену» во всех мельчайших деталях разработал. — вдруг выпалил он, будто меня, как назойливую муху, газетой прихлопнул!

— «Матрену»? — так и сел я на пол!

Нет, не шучу. Действительно сел на пол. Ведь об этой «Матрене» в спец. учебнике генералом нашим Келером написано! Издан он в 1895 году, а потом изъят даже из спецхрана. Один всего экземпляр в библиотеке старого князя сохранился.

— Вы ее разработали, а потом же сами собственными руками? — закричал я ему, когда поднялся с пола.

— А что же вы ожидали от меня? — горько заговорил он. — В психологизмах не захотели разбираться! А ведь у меня тоже сердце есть. Меня же, сами знаете, в камергеры… после этого Дела… государь. А потом до каких я чинов дослужился? Идите в комнату воздушного шара, пока в парусной комнате ветер дует! — сказал вдруг решительно княгине Вере. — Недолго ему дуть. Сей индикатор на скорую руку «починили». Он опять сломается. Идите! Никогда вы не узнаете. — Он замолчал.

В столовой зале воцарилась тишина.