– Это поправимо! – убеждённо сказал Соломон Овертон. – Захотите. Пряник вас не интересует? Но в мире, знаете ли, не только пряники попадаются.

– Ого! Так у вас, милейший, и кнут для меня припасён? Собственноручно вас с лестницы спустить, что ли? – задумчиво произнёс милорд Ричард Стэнфорд. – Мараться вот только…

– А ведь интересно, что за кнутик, а? – Похоже, финансист ничуть не оскорбился умышленной грубостью Стэнфорда, напротив, пришёл в превосходное расположение духа. – Начнём с того, что на вашу деятельность по оказанию специфической помощи некоторым лицам высшего света можно смотреть по-разному. Можно ведь устроить шум в печати, предать гласности некоторые из самых деликатных ваших акций. Вашу помощь старому развратнику Норману Джекобсону, к примеру. Или нашему с вами одноклубнику, клиническому недоумку Сэмвиэлу Мейплсону. Поверьте, если я соответствующим образом м-м… попрошу его, так он такое напоёт!.. Наконец, ваши венские гастроли, а?! Ох, как у нас на острове не любят австрийцев вообще и солдафона Франца Фердинанда в частности! Да у писак с Флит-стрит слюна с языков капать будет, если подать им историю недавней женитьбы эрцгерцога под соответствующим соусом. Вонючим, разумеется. Я догадываюсь, вы хотите возразить мне в том смысле, что фактами я не располагаю, одними домыслами. Полноте! Для хорошего скандала домыслы куда предпочтительнее фактов. Кстати, несколько крупных лондонских газет, знаете ли, очень прислушиваются к моим словам и пожеланиям.

«Ещё бы, – подумал Стэнфорд. – Этот тип попросту купил их. Только угрозы, право, слишком жидковаты, они даже на паршивый кнутик не тянут! Что-то ещё есть у него в рукаве».

– Репутация, знаете ли, загадочная штука! – мечтательно прикрыв глазки, продолжал мистер Овертон. – Заработать её нелегко, а вот потерять… Если бы просто потерять! А то ведь плюсы мгновенно меняются на минусы. Так что из загадочного, но доброго волшебника, о котором знают немногие, сделаетесь вы злым колдуном, о безнравственных проделках которого чешет язык всё лондонское быдло. Да от вас отшатнутся хуже, чем от прокажённого! Перемена роли в жизненной игре всегда производит дурное впечатление на окружающих.

– И это всё? – с великолепным презрением поинтересовался Ричард. – Знаете ли, я всё же спущу вас с лестницы. Надо же, беда какая, заразился от вас этим словесным мусором…

И он поднялся из-за стола, демонстрируя серьёзность своих намерений.

– Стоп, стоп! – добродушно произнёс ничуть не испугавшийся Овертон. – К чему такая спешка? Я ещё не закончил обрисовывать вам невесёлые перспективы вашего упрямства, подождите минуту, не более. Вдруг раздумаете спускать? Я ведь серьёзнейшим образом подошёл к этой встрече и разговору, а деньги, как я уже заметил, могут многое… Я позволил себе немного покопаться в вашем прошлом, хотя, казалось бы, какое особое прошлое может быть у человека вашего возраста? Но вы – исключение, мистер Стэнфорд! Вот, например, странные события в Йорке. Некое непонятное кратковременное умопомрачение более тридцати человек сразу. И все эти люди имеют отношение к колледжу Прайса, в котором вы когда-то были пансионером. Совпадение? О, конечно! Но многозначительное совпадение, особенно в ряду других совпадений. А если посмотреть на некоторые более ранние события под определённым углом? Скажем, трагическая смерть вашего старшего брата. Да, несчастный случай, какие могут быть сомнения! Но… Удивительно кстати для вас случилось это несчастье, вам не кажется? Нет? А вот другим может показаться. Интересная концепция выстраивается, разве я не прав?

– Пустые бредни, – сказал Стэнфорд, опускаясь в кресло. Но голос Ричарда чуть заметно дрогнул. Этот скот с внешностью наивного простачка копал слишком глубоко.

– Разумеется, – немедленно согласился мистер Овертон. – Но вам ли не знать силу молвы? Нет, с точки зрения юриспруденции вы абсолютно чисты во всех этих загадочных и мрачных эпизодах, но существует и общественное мнение, которому строгие доказательства без надобности. Наконец, в качестве заключительного аккорда можно, так сказать, извлечь из забвения странную и жутковатую историю смерти ваших родителей.

Глаза Ричарда потемнели от гнева, кисти рук непроизвольно сжались в кулаки, но усилием воли он заставил себя сохранять внешнее спокойствие. Ох, не стоило мистеру Соломону Овертону затрагивать эту печальную тему! Такого Дик прощать не собирался, теперь финансист перешёл в разряд личных врагов милорда Ричарда Стэнфорда. Но догадываться об этом Овертону было вовсе не обязательно.

«Нет, я не спущу этого шакала с лестницы, – сказал себе Дик. – Пусть выговорится до конца!»

– Да, стараниями йоркширских властей и вашего опекуна, мистера Лайонелла, – видите, я навёл справки и об этом почтенном джентльмене! – на эту историю опущена завеса молчания. Но кто сказал, что завесу нельзя приподнять? Мои, знаете ли, подручные побывали в Ипсвиче, поговорили с родителями вашего покойного наставника, Ральфа Платтера… Теперь представьте, что получится, если выстроить всё, о чём я вам порассказал, в стройную систему. И снабдить соответствующим комментарием, а людей, которые смогут выполнить такую работу, я, уж поверьте, найду. Готический роман ужасов получится, Анне Радклиф такой и не снился. О злобном колдуне из проклятого рода. О вас, мистер Стэнфорд. Мы, конечно, не в Испании начала века, суд священного трибунала вам не грозит. Только ведь общественное мнение порой не уступает инквизиции по безапелляционности своих решений.

– Изрядный же вы мерзавец, Овертон, – спокойно и даже как-то лениво произнёс Дик.

– Не без того. Жизнь, знаете ли, заставляет, – потёр руки финансист. – Вы, на мой взгляд, тоже далеки от идеала святости. Но какое отношение это имеет к делу? Мне бы хотелось вернуться к моему предложению. Так я могу рассчитывать на вашу помощь в решении своих проблем?

– Я должен подумать, – сказал Ричард, добавив про себя: «Только совсем, совсем о других вещах».

– Думайте, – кивнул довольный Овертон. – Полезное занятие. Только не слишком долго. И помните, мистер Стэнфорд, с одной стороны – пятьсот тысяч фунтов, а с другой – ничего, кроме неприятностей. Скандальная шумиха вокруг вас и вашей деятельности, вокруг вашей семьи… Прощайте, мистер Стэнфорд, до встречи, надеюсь – скорой. Я буду ожидать ответа.

Через неделю мистер Соломон Овертон получил ответ. Правда, не совсем тот, на который рассчитывал.

Разговор с финансистом сыграл роль завершающего импульса, толчка, стимулятора. За эту неделю Ричард Стэнфорд завершил работу. И окончательно осознал, что же именно у него получилось.

Уникальной особенностью дара, благословением, а в чём-то и проклятием Ричарда Стэнфорда было то, что Дик мог априорно, до всякого опыта постигать механизм и картину действия своих препаратов, наперёд видеть, что они сотворят с человеческим телом и душой. Панацея не стала исключением, хоть постижение её потенциальных возможностей оказалось очень трудным и потребовало от Ричарда напряжения всех сил.