Вид гроба почему-то не испугал. Вмешался внутренний голос: «Вокруг будут стоять люди, много людей, понурив головы, нет, лучше обливаясь слезами. И противный Алекс, и мерзавец Филипп, и даже тот одноклассник Игорь, который пригласил на каток, а вместо этого отправился в кино с девочкой из другого класса. Я его потом так и не простила, как он ни пытался! Так им всем надо, этому продажному мужскому племени…»
От сладких терзаний оторвал телефон. Дина.
— Я уже все знаю. Этот Вадим, сука последняя. Нашел на ком отыграться. Ничего, мы найдем способ показать ему кузькину мать.
Почти без паузы перескочила на другую тему:
— У тебя никто из знакомых в Питер не собирается? Надо матери сотню-другую евро передать. Тяжко ей на одну пенсию, нет уже сил подрабатывать.
— Я сама подумываю, но не завтра. Наверно, через неделю, не знаю, как с билетами. Сезон уже начался.
— Ты меня здорово выручишь! Пять-десять дней? Какая разница. Совсем без куска хлеба она не сидит.
На том и порешили. Еще через пару дней позвонили из турбюро:
— Билеты в Петербург, которые вы просили, заказаны. Туда и обратно. Можете оплатить их, получить через два дня. Вылет, как обычно, в десять утра из Шенефельда, а вот прилет и вылет обратно из Пулкова-1, международный закрыт, ремонтируют, готовят к трехсотлетию города.
— Спасибо, что предупредили. Всегда боюсь что-нибудь напутать!
Дина проводила в аэропорт, помогла тащить сумки. Вроде бы ничего лишнего, а все равно набралось. Вечная загадка женских путешествий.
В последний момент выдала Эле конверт:
— Здесь письмо и пятьсот евро, мама встретит.
— Ты же собиралась только двести! — возмутилась Эля. Не любила возить чужие деньги. «Отвечай за них. Тут не знаешь, куда свои запрятать».
— Какая тебе разница? Где двести, там и пятьсот. Ты у меня человек надежный, жди, пока другой случай подвернется.
Пришлось взять, не будешь же на виду у немцев отношения выяснять. Тем более Дина и так нарушитель, прошла прямо до черты — государственной границы. Здесь только улетающие. Примерные немцы из провожатых еще на входе в зал отвалили. Нашим вечно море по колено. Даже без ста грамм…
Вот и паспортный контроль. Немец махнет своим кирпичного цвета загранпаспортом — и пошел. Иное дело — публика второго-третьего сорта с сомнительными документами: ее надо в компьютер вбомбить, чтобы всегда была перед государевым, точнее, государственным оком.
«Такие сладкие пироги, они же права человека. Когда мне наконец немецкое гражданство дадут? Уже больше двух лет бумажки под задницей у какого-то херра лежат, за это время можно было мою родословную не до пятого колена, а до Адама и Евы проверить. Хотя куда херру торопиться? Его-то, кирпичного цвета, при нем. Как бы не стал цепляться, что я без работы… Этого только не хватало!»
Проглотила Эля свой кусок испеченного для нее горького пирога — и на безопасность. «Перед этой конторой, слава Богу, все равны. Будешь звенеть, ключи и монеты из карманов выгружай, пока прибор не успокоится. Бывалый народ знает, заранее все выкладывает».
Миновали и это. «Десяток минут, и мы в России. Что ни говори, самолетный борт — уже территория суверенного государства. Вроде бы так трактует международное право. Ну, и что изменилось в России за те пять — или семь? — лет, пока я в ней не была?»